— Да, но онъ читалъ о вчномъ мир,- возразилъ я. — А я хочу — о литератур, о художественной литератур.
— Кром того, вы попали въ неблагопріятный моментъ, — продолжалъ Карлсенъ. — Въ помщеніи союза рабочихъ какъ-разъ теперь назначено антиспиритическое представленіе, тамъ обезьяны, дикіе зври.
Я засмялся и поглядлъ на него. Онъ, казалось, былъ убжденъ въ томъ, что говорилъ; я сталъ терять на него надежду.
— Сколько вамъ нужно за павильонъ въ парк? — спросилъ я коротко.
— Восемь кронъ, — отвчалъ онъ. — Впрочемъ, отдача внаймы павильона можетъ бытъ ршена только въ засданіи дирекціи. Окончательный отвтъ вы можете получитъ на-дняхъ, но, почти наврно, могу и теперь общать вамъ помщеніе.
Въ одну минуту я сдлалъ расчетъ; два дня ожиданія — три кроны, паркъ восемь, это составляетъ одиннадцать, кассиру крону, — итого двнадцать. Двадцать четыре слушателя по пятидесяти ёръ покрываютъ издержки, остальные сто, двсти человкъ, которые явятся — чистая прибыль. Я согласился. Павильонъ былъ сданъ.
Я разыскалъ отель и вошелъ. Двушка спросила:
— Угодно господину комнату въ первомъ или во второмъ этаж?
Я отвтилъ спокойно и непринужденно:
— Мн угодно дешевую комнату, самую дешевую, какая у васъ есть.
Двушка осмотрла меня. Что я спрашиваю въ шутку про дешевую комнату? Разв я не тотъ: господинъ, который справлялся у комиссіонера, подаютъ ли вина къ столу? Или я такъ скроменъ потому, что не желаю поставить гостиницу въ затруднительное положеніе? Она отворила дверь. Я отшатнулся.
— Да, эта комната свободна, — сказала она. — Она вамъ и назначена. Вашъ багажъ ужъ тутъ. Пожалуйте.
Отступать было поздно. Я вошелъ. Это былъ самый лучшій салонъ гостиницы.
— Гд же кровать?
— Тамъ, софа. Мы не можемъ сюда поставить хорошей кровати. А софа на ночь раздвигается и получается кровать.
Двушка скрылась.
Я пришелъ въ дурное настроеніе духа. И тамъ, въ этомъ элегантномъ помщеніи — мой убогій саквояжъ! И мои башмаки выглядли ужасно посл длиннаго странствованія по деревенскимъ улицамъ.
Я бсился.
Двушка просовываетъ голову въ дверь и спрашиваетъ:
— Прикажете что-нибудь, господинъ?
Боже, нельзя на свобод даже позлиться. Сейчасъ же вламывается цлая толпа!
— Нтъ, — отвтилъ я угрюмо. — Да, принесите мн два бутерброта.
Она на меня смотритъ.
— Горячаго ничего?
— Нтъ.
Тутъ она вывела, должно-быть заключеніе — желудокъ — весна — вроятно, съ нимъ это бываетъ.
Съ бутербротами принесла она и карточку винъ. Весь вечеръ не давало мн покою это прекрасновыдрессированное существо.
— Угодно, чтобъ постель была нагрта? Внутри есть грлка, въ случа…
Утромъ я нервно вскочилъ и началъ одваться. Мн было холодно; конечно, проклятая софа была слишкомъ коротка и я плохо спалъ. Я позвонилъ. Никого. Вроятно, было слишкомъ рано, съ улицы не было слышно ни звука; придя немного въ себя, я замтилъ, что не совсмъ еще и разсвло.
Я началъ осматривать комнату, — никогда не видалъ я такой роскоши. Мрачное предчувствіе охватило меня, я снова позвонилъ. Нога моя тонула въ мягкомъ ковр. Я ждалъ. Теперь я долженъ былъ истратить послдніе гроши, можетъ бытъ, ихъ даже не хватитъ. Я поспшно принялся разсчитывать, сколько жъ у меня, наконецъ, денегъ; вдругъ слышу шаги; замираю. Но никого нтъ. Воображеніе. Начинаю снова считать. Въ какой ужасной неизвстности я находился! Гд же та двушка, что пристаетъ ко мн со своими услугами? Спитъ она, лнтяйка, вдь почти ужъ день.
Наконецъ, она пришла, полуодтая, только шаль на плечахъ.
— Господинъ звонилъ?
— Мн нуженъ счетъ, — сказалъ я отрывисто.
— Счетъ? Это затруднительно, мадамъ еще спитъ; вдь только половина третьяго. Двушка растерянно смотрла на меня. Что за манера такъ цпентъ! Что ей за дло, что я такъ рано уду изъ гостиницы?
— Это совершенно безразлично, — сказалъ я. — Мн нуженъ счетъ сейчасъ же.
Двушка ушла.
Цлую вчность она не возвращалась. Что особенно усиливало мое безпокойство, — это боязнь, что за комнату возьмутъ по часамъ, и что сейчасъ я стою и, дожидаясь, безсмысленно, позорно трачу деньги. Я не имлъ никакого представленія о порядкахъ въ хорошихъ отеляхъ, и считалъ этотъ способъ расплаты самымъ разумнымъ. Кром того, у умывальника висло объявленіе: если узжаютъ изъ комнаты посл шести часовъ вечера, то платится за весь слдующій день. Все это ужасало меня и смущало мою литераторскую голову.
Наконецъ, двушка постучала въ дверь и вошла. Никогда, — нтъ, никогда въ жизни не забуду я этой насмшки судьбы! Дв кроны семьдесятъ ёръ — за все! — пустякъ, — столько я могъ дать двушк на шпильки! Я бросилъ на столъ нсколько кронъ, потомъ еще одну.
— Сдачу вамъ?
— Пожалуйста, дитя мое!
Нужно было показать, что я умю держать себя. Правда, и двушка заслуживала уваженія. Душевный человкъ, рдкая двушка, заброшенная въ Драмменъ, въ отель, на произволъ прозжающихъ. Такихъ женщинъ больше не родится, раса эта вымерла. Какъ она хлопотала весь день, — до послдняго момента, зная, что иметъ дло съ богатымъ.
— Служитель снесетъ вашъ багажъ!