Я беру лампу и иду туда. Прислушиваюсь, за дверью кто-то шепчется и по снгу ползаютъ взадъ и впередъ. Я стою цлую вчность, шопотъ продолжается, потомъ, кажется мн, неврные шаги удаляются. Все смолкаетъ.
Я возвращаюсь и продолжаю писать.
Проходитъ полчаса.
Вдругъ я подскакиваю на мст, кто-то ломится въ парадную дверь. Не только, замокъ, но и засовъ съ внутренней стороны двери сломанъ, и я слышу шаги въ сняхъ у моей двери. Сломать его можно было только сильнымъ натискомъ нсколькихъ человкъ сразу: засовъ былъ очень крпокъ.
Сердце у меня остановилось, затрепетало. Я не вскрикнулъ, замеръ, я слышалъ, какъ бьется сердце, горло мн сжимала судорога, я не могъ дышать. Въ первую секунду на меня напалъ такой страхъ, что я еле сознавалъ, гд я? Первою моею мыслью было спасти деньги; я пробрался въ спальню, вынулъ бумажникъ изъ кармана и спряталъ все это подъ матрацъ. Потомъ вернулся назадъ, это было дломъ одной минуты.
У двери слышны были сдержанные голоса; замокъ трещалъ. Я принесъ револьверъ Джонстона и попробовалъ его; онъ дйствовалъ. Руки у меня дрожали, ноги подкашивались. Не лучше было и настроеніе духа.
Мои глаза были прикованы къ двери, она была необыкновенно прочная, массивная дверь съ крпкими поперечными перекладинами: плотничья работа, такъ-сказать, не столярная. Это меня успокоило, и я началъ думать, а до этого момента ночи не соображалъ. «Дверь отворялась наружу, разсуждалъ я, значитъ, ее нельзя распахнуть натискомъ. Кром того, сни были слишкомъ тсны, нельзя было дйствовать съ разбгу».
Это ободрило меня, я почувствовалъ вдругъ, что я храбръ какъ мавръ, я кричу, что убью всякаго, кто попробуетъ войти сюда. Теперь я настолько оправился, что сейчасъ же сообразилъ, что кричу по-норвежски, это глупо, я сейчасъ же повторилъ свою угрозу по-англійски. Отвта нтъ. Я погасилъ лампу, чтобы глаза мои привыкли къ темнот, на случай, если окно будетъ выбито и лампа потухнетъ. Теперь я стоялъ въ потемкахъ, смотрлъ въ окно. Револьверъ у меня былъ въ рукахъ. Время шло, я становился все смле, я ршилъ бытъ молодцомъ, и я кричу: «Эй, что вы тамъ замышляете? Или входите, или убирайтесь! А то я спать хочу!» Черезъ нсколько секундъ отвтилъ чей-то хриплый басъ: «Мы уходимъ, ты, тамъ, «hundsfot», и кто-то прыгнулъ въ снгъ. Выраженіе «hundsfot» это — національное американское ругательство, впрочемъ, и англійское. Я страшно разсердился на этихъ негодяевъ и хотлъ отворить дверь и стрлять. Но въ послдній моментъ у меня мелькнула мысль: очень возможно, одинъ удралъ, а другой ждетъ, когда я открою дверь, чтобъ напасть на меня. Тогда я подошелъ къ окну, поднялъ штору и выглянулъ. Мн хотлось разглядть темное пятно на снгу. Я распахнулъ окно, прицлился въ темное пятно и выстрлилъ: бацъ! еще разъ: бацъ! Бшено разряжалъ я барабанъ, наконецъ, раздался послдній выстрлъ. Выстрлы гулко раздавались въ мерзломъ воздух, и съ дороги я услышалъ крикъ: «Бги, бги!»
И вдругъ изъ сней выпрыгнулъ еще одинъ на снгъ, побжалъ вдоль дороги и пропалъ впотьмахъ. Я врно угадалъ: ихъ было двое. Но этому я не могъ даже пожелать покойной ночи, послдній зарядъ уже выпустилъ.
Я зажегъ снова лампу, принесъ деньги и спряталъ ихъ у себя. И теперь, хотя все уже и прошло, я такъ трусилъ, что не отважился лечь въ эту ночь въ постель супруговъ. Подождавъ съ полчаса, пока разсвло, я одлся и ушелъ. Я какъ можно лучше забаррикадировалъ сломанную дверь, потихоньку пробрался въ городъ и позвонилъ въ гостиниц.
Кто были эти мошенники, я не знаю. Едва ли это были профессіональные воры: они старались вломиться черезъ дверь, а было два окна, черезъ нихъ удобне было влзть. Но эти негодяи были настолько наглы, что не побоялись взломать замокъ и двери. Но никогда я не боялся такъ, какъ въ эту ночь, въ преріи въ город Маделіа, притон Іессіи Джемса. И позже нердко приходилось мн пугаться до судорогъ въ горл, и это — послдствіе той ночи. Никогда раньше не испытывалъ я ощущенія страха, которое проявлялось бы такимъ страннымъ образомъ.
2. УЛИЧНАЯ РЕВОЛЮЦІЯ
Разъ лтомъ въ 1894 году меня разбудилъ датскій писатель Свенъ Ланге; онъ вошелъ въ мою комнату на улиц Вожираръ и сказалъ:
— Въ Париж вспыхнула революція.
— Что!? Революція!?
— Студенты хозяйничаютъ въ город, вышли бунтовать на улицу.
Мн хотлось спать, я былъ золъ и сказалъ:
— Выставьте пожарную кишку на улицу и облейте молодцовъ.
Но Свенъ Ланге былъ на сторон студентовъ, поэтому ушелъ, разсердившись.
Причина, изъ-за которой студенты принялись «хозяйничать», была слдующая.
Извстное общество «Четырехъ изящныхъ искусствъ» устраивало балъ въ увеселительномъ заведеніи Moulin Rouge. Четыре дамы, которыя должны были олицетворять на этомъ балу изящныя искусства; явились почти голыми, — только вокругъ таліи у нихъ были шелковые пояса. Парижская полиція терплива и ко всему пріучена, но тутъ вмшалась, балъ былъ запрещенъ, а учрежденіе закрыто. Художники протестовали; студенты Латинскаго квартала поддержали ихъ, и скандалъ разросся.