Маленькие женщины

Дан, к искреннему восторгу мистера Баэра, поймал его на слове и часто боролся с узловатыми корнями – шляпа и курточка сброшены, лицо багровое, глаза так и пышут гневом. Упорный противник доводил его до неистовства, он бранился вполголоса, пока не одерживал победу, а после этого с триумфальным видом шагал к сараю, таща охапку наколотых дубовых дров. Он сажал занозы, надрывал поясницу, затуплял топор, однако все это шло ему на пользу, и корявые корни приносили несказанное утешение, ибо с каждым ударом топора он сбрасывал часть накопившейся энергии, которая в ином случае была бы растрачена куда менее безобидным образом.

– Я прямо не знаю, что делать, когда корни закончатся, – бормотала себе под нос миссис Джо, ибо новые озарения ее не посещали и она почти опустила руки.

Дан, однако, сам нашел себе очередное занятие – и начал предаваться ему еще до того, как остальные уяснили, в чем причина его новообретенного благодушия. В Пламфилде этим летом держали отличного молодого жеребчика мистера Лори – он бегал на воле по большому выпасу за ручьем. Мальчиков очень занимало это прекрасное своевольное животное, и некоторое время им нравилось смотреть, как он скачет галопом, раздувая пушистый хвост и высоко вскинув горделивую голову. Но им это довольно быстро надоело, так что они оставили Принца Чарли в покое[323]. Все, кроме Дана: ему никогда не надоедало смотреть на лошадку, он навещал ее каждый день, принося кусочек сахара, краюшку хлеба или яблоко. Чарли был ему благодарен, не чурался его дружбы, так что между ними возникла явная взаимная приязнь, необъяснимая, но сильная. В какой бы части выгона ни находился Чарли, он неизменно мчался к Дану, стоило тому свистнуть от ворот, и мальчик чувствовал несказанное счастье, когда прекрасное стремительное существо опускало голову ему на плечо и глядело на него дивными глазами, исполненными ума и восхищения.

– Мы с тобой друг друга без всяких слов понимаем, верно, старина? – говорил, бывало, Дан, гордившийся этой дружбой – он так ревностно ее оберегал, что никому про нее не рассказывал, а в качестве спутника на эти прогулки не брал никого, кроме Тедди.

Мистер Лори время от времени приезжал проведать Чарли и поговаривал о том, что к осени пора будет его объезжать.

– Приручить его будет несложно, он у нас паренек ласковый, спокойный. Приеду-ка я как-нибудь и сам попробую его заседлать, – объявил он во время одного из таких визитов.

– Недоуздок он мне надеть позволяет, а вот седло вряд ли стерпит, даже если его заставить, – ответил Дан, всегда присутствовавший при встречах Чарли с его хозяином.

– Ну, я его как-нибудь уговорю, хотя он меня разок-другой и сбросит. С ним никогда не обращались сурово, так что его это, видимо, удивит, но вряд ли напугает и выходки его наверняка будут безобидными.

– Интересно, как именно он себя поведет, – сказал про себя Дан, когда мистер Лори отошел вместе с профессором, а Чарли вернулся к воротам, от которых отбежал подальше при появлении джентльменов.

Тут мальчику пришла в голову дерзкая мысль самому провести этот эксперимент – он как раз сидел на верхней перекладине ворот, и лоснящаяся спина находилась соблазнительно близко. Даже и не подумав об опасности, Дан поддался порыву и, пока ничего не подозревающий Чарли жевал предложенное ему яблоко, стремительно и плавно переместился ему на спину. Усидел он там, впрочем, недолго: изумленно фыркнув, Чарли взвился на дыбы и сбросил Дана на землю. Мальчик не ударился – травка оказалась мягкой, – вскочил и со смехом проговорил:

– А все-таки получилось! Иди сюда, негодник, еще раз попробуем.

Но Чарли отказался к нему подходить, поэтому Дан ушел, однако с твердым намерением добиться своего: любое такое противостояние было ему по душе. В следующий раз он взял недоуздок и, надев его на жеребчика, некоторое время играл с ним, водил туда-сюда, заставлял скакать и взбрыкивать, пока тот не притомился. После этого Дан уселся на изгородь, угостил своего приятеля хлебом, но при этом все выжидал подходящую возможность и наконец, покрепче ухватившись за недоуздок, скользнул Чарли на спину. Чарли прибег к прежней уловке, однако на сей раз Дан усидел: он успел натренироваться с Тоби, у которого случались приступы дурного нрава, и тогда он пытался сбросить наездника. Чарли изумился, вознегодовал и, погарцевав на месте, сорвался в галоп, а Дан кувырком полетел вниз. Не будь он из тех мальчиков, которые из любой передряги выходят целыми и невредимыми, он наверняка сломал бы шею, ему же удалось отделаться крепким ударом о землю; некоторое время он лежал, собираясь с мыслями, а Чарли носился по полю, вскидывая голову и всеми доступными способами показывая, как он радуется незадаче бедного всадника. Потом ему показалось, что с Даном что-то не так, и, будучи животным благородным, он подошел разобраться. Дан дал ему обнюхать себя и несколько минут постоять озадаченным. А потом он поднял на Чарли глаза и произнес решительно – как будто лошадь в состоянии была понять: