Маленькие женщины

ДОРОГОЙ МОЙ БРАТ ФРИЦ, я слышала, ты не хочешь приводить сегодня своих питомцев из страха, что мне это окажется в тягость. Прошу, пусть они будут. Общество друзей поможет Деми пережить этот тяжкий день, а я хочу, чтобы мальчики услышали то, что отец скажет про моего Джона. Я знаю, это пойдет им на пользу. А если они споют один из тех дивных гимнов, которым ты их обучил, мне это будет дороже любой музыки – мне кажется, это как нельзя больше подходит к случаю. Пожалуйста, передай им мою просьбу и мою любовь,

Мег.

– Вы согласны поехать? – И мистер Баэр посмотрел на мальчиков, до глубины души тронутых добрыми словами и пожеланиями миссис Брук.

– Да, – ответили они в один голос и через час двинулись вместе с Францем в путь – исполнить свой долг на скромных похоронах Джона Брука.

Маленький домик казался таким же тихим, солнечным и уютным, как в тот день десять лет назад, когда Мег вошла в него невестой, только тогда было начало лета и повсюду цвели розы; сейчас стояла ранняя осень, под ногами тихо шуршали опавшие листья, ветви деревьев оголились. Невеста превратилась во вдову, но лицо ее светилось прежним прелестным покоем, а кроткое всеприятие души, по-настоящему набожной, способно было утешить тех, кто пришел принести ей соболезнования.

– О Мег! Как ты можешь так держаться? – прошептала Джо, когда сестра встретила их у дверей приветливой улыбкой, а в милой ее повадке ничего не изменилось, вот разве что она стала еще нежнее.

– Милая Джо, любовь, которая была мне дарована на целых десять лет, по-прежнему служит мне поддержкой. Она-то не умрет, и Джон стал мне даже ближе, чем раньше, – прошептала Мег, и ее прекрасные глаза засияли столь доверчиво, что Джо ей поверила и возблагодарила Господа за то, что подобная любовь бессмертна.

Здесь собрались все: почтить покойного пришли отец и мать, дядя Тедди и тетя Эми, старый мистер Лоренс, седой и немощный, мистер и миссис Баэр со своими питомцами и множество друзей. Казалось бы, скромный Джон Брук вел жизнь слишком занятую, тихую и смиренную, чтобы заводить друзей, однако их оказалось множество, молодых и старых, богатых и бедных, высоких и низких по рождению; все они, сами того не подозревая, попали под его влияние, оценили его добродетели и теперь благословляли его скрытые достоинства. Многочисленная толпа, собравшаяся у гроба, стала восхвалением даже более красноречивым, чем то, которое произнес мистер Марч. Тут были богачи, которым Джон Брук честно служил долгие годы; бедные женщины, которых он оделял из своего скромного достатка в память о матери; жена, которой он подарил столько счастья, что смерть не в силах была его пресечь; братья и сестры, в сердцах которых он остался навеки; маленькие сын и дочь, которые уже чувствовали, как им тоскливо без его сильных рук и ласкового голоса; малыши оплакивали доброго товарища по играм, а взрослые мальчики, растроганные до глубины души, взирали на сцену, которую не забудут никогда. Поминальная служба была простой и очень короткой, ибо отеческий голос, когда-то прерывавшийся по ходу брачного обряда, теперь и вовсе изменил мистеру Марчу, который пытался отдать долг уважения и любви глубоко почитаемому сыну. Тишину, наступившую после последнего «аминь», нарушало лишь воркование крошки Джози на втором этаже, но потом, повинуясь знаку мистера Баэра, хорошо поставленные мальчишеские голоса запели гимн, и в нем столько было ободряющих слов, что один за другим к пению присоединились и остальные, и пели от всей души, ощущая, как растревоженный дух взмывает в чертог покоя на крыльях отважного и нежного псалма.

Мег слушала и думала о том, что поступила правильно; в этот миг она утешилась не только пониманием того, что последнюю колыбельную Джону спели те самые юные голоса, которые он так любил, но и на лицах мальчиков она прочитала, что они в этот миг соприкоснулись с добродетелью в самой чистой ее форме и что память о достойном человеке, который лежит перед ними в гробу, сохранится надолго и принесет им пользу. Дейзи опустила голову на колени матери, Деми держал маму за руку и часто поднимал на нее глаза, очень похожие на глаза отца, и неприметным жестом будто бы говорил: «Не волнуйся, мамочка, я рядом», и тут же стояли друзья, на которых можно опереться с любовью; терпеливая, набожная Мег, придавленная тяжким горем, ощущала, что лучший для нее выход – жить для других, как жил и ее Джон.