– Ну, с этим у Блейков все в порядке. Я изучал семейную историю: никто из нас не сидел в тюрьме, не попал на виселицу, не запятнал свое имя. Когда-то давно мы были богаты и пользовались почетом, а потом многие умерли, семья обнищала, мой папа стал уличным музыкантом – но никогда не просил милостыни; да и я скорее готов играть на улице, чем совершать подлости, которые позволяют некоторым людям возвыситься.
Нат так разволновался, что миссис Джо позволила себе смешок, чтобы его успокоить; дальше они говорили более ровным тоном.
– Я уже изложила все это сестре, она осталась довольна. Уверена, что, если в ближайшие несколько лет ты преуспеешь, она изменит свою точку зрения и умиротворится – если только не произойдет той чудесной перемены, которая тебе представляется невозможной; приободрись, не впадай в тоску-печаль. Попрощайся бодро и мужественно, покажи себя мужчиной, оставь по себе приятные воспоминания. Мы все желаем тебе успехов и возлагаем на тебя большие надежды. Пиши мне раз в неделю, а я буду отвечать полезными, полными сплетен посланиями. Будь осторожен с тем, что ты пишешь Дейзи: не изливай душу, не ной – письма эти будет читать ее мама; ты посодействуешь собственному успеху, если будешь слать нам всем рассудительные и бодрые отчеты о своей жизни.
– Конечно буду! У меня уже на душе полегчало, и я не стану сам лишать себя единственного утешения. Огромное вам спасибо, матушка Баэр, за то, что приняли мою сторону. Я чувствовал себя таким неблагодарным, подлым и разбитым, когда думал, что вы все считаете меня отщепенцем, не имеющим никакого права любить столь дивную девушку, как Дейзи. Никто мне ничего не говорил, но я знал, что вы так считаете, – ведь мистер Лори услал меня отсюда отчасти и по этой причине. Ах, боже мой, какой сложной иногда бывает жизнь!
И Нат обхватил голову обеими руками, как будто она болела, распираемая смесью надежд и страхов, страстей и планов: это значило, что он вышел из поры мальчишества и вступил во взрослую жизнь.
– Очень сложной, однако преодоление препятствий – путь к самосовершенствованию. Многое было сделано, чтобы облегчить тебе путь, однако сделать все невозможно. Дальше ты сам должен прокладывать курс своего каноэ, учиться обходить стремнины и править в тот самый порт, которого хочешь достичь. Не берусь предсказать, какие тебя ждут искушения, ибо у тебя нет дурных привычек, да и в музыку ты влюблен беззаветно – тебя от нее не отвадишь. Надеюсь только, что ты не заморишь себя работой.
– Мне-то кажется, что я могу работать как лошадь, и мне не терпится начать; но я запомню ваше предостережение. Тратить время на болезни мне некогда, а ваших лекарств мне довольно – я теперь не заболею.
Нат рассмеялся, вспомнив книгу с наставлениями, которую написала для него миссис Джо: там были советы на все случаи.
Она немедленно добавила к ним несколько устных, на предмет иностранных кушаний, и, сев на одного из своих коньков, неслась во всю прыть – но тут они заметили, что по крыше старого дома разгуливает Эмиль, – именно так выглядел его любимый променад: на крыше он мог воображать себе, что гуляет по палубе, ведь вокруг – только синее небо и чистый воздух.
– Мне нужно перемолвиться словечком с Командором, а там, наверху, как раз славно и спокойно. Иди сыграй что-нибудь Дейзи: на нее это нагонит сон, а вам обоим пойдет на пользу. Садись на крыльцо, чтобы я могла приглядывать за тобой, как и обещала.
И, по-матерински погладив его по плечу, миссис Джо оставила Ната выполнять ее восхитительное поручение, а сама стремительно поднялась на крышу – впрочем, не по решетке, как в былые времена, а по внутренней лестнице.
Выйдя на открытую площадку, она обнаружила, что Эмиль заново вырезает на дереве свои инициалы и, как и подобает голосистому моряку, распевает «Земля показалась».
– Поднимайтесь на борт и чувствуйте себя как дома, тетушка, – пригласил он, шутливо отдав ей честь. – Вот, решил оставить свою метку в старом доме, и всякий раз, сбегая сюда от других, вы будете вспоминать обо мне.
– Что ты, милый, я тебя и так не забуду. Совершенно не обязательно вырезать Э. Б. Х. на каждом дереве и на каждой балясине, чтобы я помнила про своего моряка.
И миссис Джо заняла стул поближе к облаченной в синее фигуре, возвышавшейся на балюстраде, пока плохо понимая, с чего начать короткую проповедь, которую считала нужным прочитать.
– Что ж, вы хоть больше не даете течь и не поднимаете шквальный ветер, как бывало раньше, когда я поднимал паруса, и это утешает. Хочется выйти из порта в добрую погоду и чтобы проводили меня радушно. Особенно на сей раз, ведь пройдет год или больше, прежде чем я снова брошу здесь якорь, – отвечал Эмиль, сдвигая на затылок фуражку и оглядываясь по сторонам – мол, я очень люблю добрый старый Плам, жаль, если никогда больше не удастся его увидеть.