Маленькие женщины

– Она тоже согласится – надеюсь, они выяснят это между собой. Но она такая добрая, так верна своему долгу – боюсь, она откажется от своего счастья. А тебе бы хотелось, чтобы они были вместе, мама?

– Всей душой; нет на свете девушки лучше и благороднее. Ничего иного я и желать не могу для своего сына, и я сделаю все, чтобы не утратить это прелестное, отважное создание. В сердце ее хватит места и для любви, и для долга, но им будет легче ждать, если ожидание будет взаимным, – а без ожидания, как ты понимаешь, не обойдется.

– Мамочка, я так рада, что ты одобряешь его выбор, – по крайней мере, он будет избавлен от самого тяжкого разочарования.

Тут голос Дейзи прервался, тихо зашелестели платья, а за этим последовало тихое бормотание, – судя по всему, мать заключила дочь в свои объятия, где та искала и обрела утешение.

Больше Элис не вслушивалась – она закрыла окно, смущенная, но сияющая; обычно подслушивание наказывается, но в данном случае произошло иначе – то, что ей открылось, превзошло самые смелые ее надежды. Все разом переменилось, она поняла, что в сердце ее хватит места и для любви, и для долга, ей стало известно, что и мать и сестра с радостью примут ее в семью, а память о куда менее счастливой участи Дейзи, долгом испытательном сроке Ната, продолжительной отсрочке и возможной разлуке навсегда вернулась к ней с такой силой, что благоразумие предстало жестокостью, самопожертвование – сентиментальной причудой, а любой ответ, кроме истинной правды, – предательством в отношении возлюбленного. И вот полураспустившаяся роза оказалась рядом с бутоном, а потом, после недолгого промедления, Элис медленно поцеловала распустившийся цветок и добавила его к исполненному смысла букетику, а самой себе сказала с нежной торжественностью – и это прозвучало как клятва:

– Я буду счастлива трудиться и ждать вместе с моим Джоном и ради него.

Ее счастье, что Деми не было рядом, когда она прокралась вниз и присоединилась к толпе гостей, которые уже вливались в дом дружным потоком. Новообретенную лучезарность на ее обычно задумчивом лице легко было объяснить теми поздравлениями, которыми ее наградили за речь, а легкое возбуждение, проявлявшееся всякий раз, когда подходила новая группа джентльменов, скоро улеглось, ибо никто из них не обратил внимания на букет, красовавшийся у самого сердца, переполненного счастьем. Деми же тем временем сопровождал неких крайне именитых особ в прогулке по колледжу, помогал деду занимать их разговорами о сократовском методе обучения, Пифагоре, Песталоцци, Фрёбеле и прочих[439], от всей души желая им оказаться на дне Красного моря, что неудивительно, потому что сердце его было переполнено любовью и розами, надеждами и тревогами. Он наконец-то довел «всевластных, всечтимых синьоров»[440] до Пламфилда и сдал с рук на руки дядюшке и тетушке Баэр – они чинно принимали гостей, причем один искренне радовался новым лицам и событиям, а вторая терпела мученичество с улыбкой – пожимала одну руку за другой, делая вид, что решительно не замечает того прискорбного факта, что дородный профессор Плок разместился прямо на шлейфе ее парадного и нарядного бархатного платья.

Испустив долгий вздох облегчения, Деми огляделся в поисках своей возлюбленной. Большинству людей пришлось бы довольно долго вглядываться в толпу облаченных в белое ангелов, наводнивших гостиные, прихожую и кабинет, прежде чем обнаружить меж ними одного конкретного. Однако взгляд его моментально обратился – точно стрелка компаса к полюсу – к углу, где гладко зачесанная головка с короной из черной косы вздымалась, подобно голове королевы (так он подумал) над всеми прочими. Да, у самого горла ее был приколот цветок; один, два – о, благословенное зрелище! Деми увидел их через всю комнату и восторженно выдохнул, да так, что порыв ветра всколыхнул короткие кудряшки мисс Перри. Распустившуюся розу он не увидел – она скрылась в складке кружев, – но, наверное, в том, что блаженство охватывало его постепенно, был свой смысл, ведь иначе Деми мог смутить душевный покой присутствовавших тем, что кинулся бы к своему идолу – благо рядом не было Дейзи, чтобы ухватить его за полу фрака. Дородная дама, возжаждавшая новых сведений, перехватила его в этот животрепещущий миг, и он вынужден был с ангельским терпением, требовавшим куда более высокой награды, перечислять ей имена присутствовавших знаменитостей; беда в том, что некоторая его рассеянность и бессвязность речи заставили неблагодарную вдову прошептать первой же приятельнице, попавшейся ей после того, как Деми сбежал:

– Я ни на одном из столов не видела вина, но готова поручиться, что юный Брук выпил лишнего. Вел он себя, милочка, как безупречный джентльмен, но совершенно ясно, что он несколько навеселе.