Маленькие женщины

– Да, мы должны принять Лори, пусть даже нам страшно. Я голосую за то, чтобы он приходил к нам, если захочет, и его дед тоже.

Столь пылкая речь тихони Бет взбудоражила членов клуба, и Джо оставила свое место, чтобы горячо пожать ей руку.

– А теперь давайте проголосуем снова. Все помнят, что это – наш Лори, и потому говорят «да»! – с энтузиазмом вскричал Снодграсс.

– Да! Да! Да! – слились в унисон три голоса.

– Отлично! Да благословит вас Господь! А теперь, поскольку мы и впрямь должны «взять время за рога», как образно подметил наш дорогой Уинкль в свойственном ему стиле, позвольте мне представить вам нового члена. – И, к вящему негодованию остальных членов клуба, Джо распахнула дверку чулана. Взорам присутствующих предстал Лори, сидящий на мешке для обрезков. Юноша раскраснелся и едва сдерживался, чтобы не расхохотаться в полный голос.

– Ах ты, плутовка! Предательница! Джо, как ты могла? – наперебой закричали три девочки, когда Снодграсс с триумфом вывел своего приятеля вперед и, предложив ему стул и налобную повязку, в мгновение ока сделал того полноправным членом клуба.

– Хладнокровие этих двух мошенников поражает, – начал мистер Пиквик, стараясь придать своему лицу грозное, хмурое выражение. Но, как он ни старался, на его губах заиграла дружеская улыбка.

Однако и новый член клуба не ударил в грязь лицом и, поприветствовав присутствующих общим поклоном, произнес:

– Мистер президент, дамы – прошу прощения, джентльмены, – позвольте представиться – Сэм Уэллер, смиренный и покорный слуга вашего клуба.

– Отлично! Отлично! – воскликнула Джо, застучав рукояткой металлической грелки с углями, на которую она облокотилась.

– Мой верный друг и благородный покровитель, – продолжал Лори, взмахнув рукой, – который столь лестно представил меня, не повинен в этой недостойной хитрости. Это я все придумал, а она лишь уступила мне, и то после определенного нажима.

– Перестань взваливать всю вину на себя. Ты же помнишь, что это я предложила тебе забраться в чулан, – прервал его Снодграсс, явно наслаждаясь происходящим.

– Не обращайте на нее внимания. Это я – злодей, который все придумал, сэр, – сказал новый член клуба, в свойственной Уэллеру манере кивнув мистеру Пиквику. – Но клянусь честью: такого больше не повторится. С этого момента я посвящаю себя интересам сего бессмертного клуба.

– Ага! Слышите? – вскричала Джо, гремя крышкой металлической грелки, словно цимбалами.

– Продолжайте, продолжайте же! – подхватили Уинкль и Тапмен, а президент ответил милостивым поклоном.

– Я всего лишь хотел сказать, что в знак благодарности за оказанную мне милость и ради поддержания дружественных отношений между сопредельными государствами я устроил в живой изгороди почтовое отделение – отличное, просторное, с висячим замком на двери и прочими приспособлениями, – как для корреспонденции, так и для других нужд, если можно так выразиться. Это старый скворечник, в котором я заделал вход и снял крышу, и теперь в нем поместятся всякие разные вещи. Дабы поберечь ваше драгоценное время, через него можно будет обмениваться письмами, рукописями, книгами и иными свертками, а поскольку у каждой нации будет свой ключ, мне представляется, что это будет очень удобно. Позвольте вручить вам клубный ключ и выразить благодарность за оказанную мне честь, а затем занять свое место.

Когда Сэм Уэллер положил на стол маленький ключик и отступил в сторону, вновь раздались бурные аплодисменты. Металлическая грелка загрохотала крышкой и взлетела в воздух, и вообще прошло некоторое время, прежде чем удалось восстановить порядок. За сим последовала долгая дискуссия, в ходе которой присутствующие постарались блеснуть ораторским мастерством. Словом, заседание вышло необычайно оживленным и закончилось довольно поздно. В честь нового члена прозвучали три пронзительных вопля. Никто более не сожалел о том, что Сэм Уэллер был принят в клуб, ведь о более преданном, воспитанном и благожелательном члене не могла мечтать ни одна организация.

Лори и в самом деле придал их заседаниям «живости», «добавил стиля» газете (его выступления вызывали у слушателей приступы хохота), а его сочинения оказались поистине превосходными – патриотические, классические, комические или драматические, они были какими угодно, только не сентиментальными. Джо полагала, что господа Бэкон, Мильтон и Шекспир не смогли бы написать лучше, и даже переработала собственные творения, что, по ее мнению, пошло им только на пользу.