Вполне вероятно, что какая-нибудь миссис Гранди[145]
заметила бы: «Я этому не верю, мальчишки есть мальчишки, молодые мужчины должны совершать ошибки молодости, а женщины не должны ждать от них чудес». Осмелюсь сказать, что хотя вы не верите, миссис Гранди, но тем не менее это правда. Женщины сами творят много чудес, и я убеждена, что они могут даже повысить планку мужественности, если откажутся повторять подобные высказывания. Пусть мальчишки остаются мальчишками, чем дольше, тем лучше, и пусть молодые люди совершают ошибки молодости, если им это необходимо. Но матери, сёстры и друзья могут помочь совершить их поменьше и уберечь многих молодых людей от развращённости, веря и показывая, что они считают вполне вероятной приверженность добродетелям, которые делают мужчин наиболее мужественными в глазах хороших женщин. Если это всего лишь женское заблуждение, не мешайте нам наслаждаться им, пока это возможно, потому что без этого красота и романтика жизни будут наполовину утрачены и печальные предчувствия наполнят горечью все наши надежды на храбрых, добросердечных маленьких мальчиков, которые всё ещё любят своих матерей больше, чем самих себя, и не стыдятся признаться в этом.Лори думал, что задача забыть свою любовь к Джо захватит все его жизненные силы на долгие годы, но, к своему великому удивлению, он обнаружил, что с каждым днём это становится всё легче переносить. Сначала он отказывался в это верить, злился на себя и не мог этого понять, но наши чувства – любопытные и противоречивые явления, и время и природа действуют по своей воле, вопреки нам. Сердце Лори никак не хотело болеть. Рана настойчиво заживала с удивляющей его быстротой, и вместо того, чтобы пытаться забыть, он обнаружил, что силится вспомнить. Он не предвидел такого поворота событий и не был готов к нему. Он испытывал отвращение к самому себе, удивлялся собственному непостоянству и был полон странной смеси разочарования и облегчения оттого, что он смог так быстро оправиться от столь страшного удара. Он пытался тщательно разворошить угли своей потерянной любви, но они отказывались вспыхивать ярким пламенем. Осталось только спокойное мерцание, которое согревало и шло ему на пользу, не доводя до лихорадки, и он был вынужден с неохотой признать, что мальчишеская страсть постепенно уступала место более сдержанному чувству, очень нежному, немного грустному и всё ещё обиженному, что, несомненно, пройдёт со временем, оставив лишь братскую привязанность, которая будет длиться непрерывно до конца дней.
Когда слова «братская любовь» промелькнули у него в голове во время одного из приступов его задумчивости, он улыбнулся и взглянул на портрет Моцарта, висевший перед ним.
«Что ж, он был великим человеком, и когда он не смог добиться одной сестры, то взял в жёны другую и был счастлив».
Лори не произнёс этого, но он об этом подумал и в следующее мгновение поцеловал маленькое старое колечко, сказав себе: «Нет, я не смогу! Я не забыл её, я никогда не забуду. Я попробую ещё раз, и если ничего не выйдет, ну тогда я…»
Оставив фразу незаконченной, он схватил перо и бумагу и написал Джо, что не может ни на что решиться, пока есть хоть малейшая надежда, что она передумает. Не могла бы она, не хочет ли она позволить ему вернуться домой и быть счастливым? Ожидая ответа, он ничего не делал, но был активен, потому что его лихорадило от нетерпения. Наконец ответ пришёл и окончательно его успокоил, потому что Джо решительно не может и не хочет. Она поглощена Бет и никогда больше не желает слышать слова «любовь». К тому же она умоляла его обрести счастье с кем-нибудь другим, но всегда хранить маленький уголок в своём сердце и для своей любящей сестры Джо. В постскриптуме она просила его не говорить Эми, что Бет стало хуже, она и так вернётся домой весной, и не было необходимости омрачать остатки её пребывания за границей. Время ещё есть, даст Бог, но Лори должен писать ей почаще и не допустить, чтобы она чувствовала себя одинокой, тосковала по дому или волновалась.
«Так я и сделаю, напишу прямо сейчас. Бедняжка, боюсь, ей будет грустно возвращаться домой». И Лори открыл свой письменный стол, как будто письмо к Эми было надлежащим завершением предложения, оставленного незаконченным несколько недель назад.