Всю неделю старый дом был настолько полон добродетелью, что её хватило бы на всю округу. Это в самом деле было удивительно, потому что все, казалось, пребывали просто в райском расположении духа, и в моду вошла самоотверженность. Оправившись от первой тревоги за отца, сёстры неосознанно слегка умерили свой пыл, достойный похвалы, и начали возвращаться к старым привычкам. Они не забывали своего девиза, но «надеяться и трудиться», казалось, становилось всё легче, и после таких невероятных усилий они чувствовали, что их предприятие заслуживает отпуска, и в этом девочки весьма преуспели.
Джо сильно простудилась из-за того, что плохо покрывала свою остриженную голову, и ей было наказано оставаться дома, пока она не выздоровеет, потому что тётя Марч не любила, когда ей читали простуженным голосом. Джо это понравилось, и, энергично обшарив весь дом от чердака до погреба в поисках мышьяка[49]
и нужных книг, она улеглась на диван, чтобы вылечить простуду этими средствами. Эми обнаружила, что работа по дому и искусство плохо сочетаются друг с другом, и вернулась к своим глиняным куличикам. Мэг каждый день ходила к своим подопечным и шила дома – или думала, что шьёт, и много времени проводила за написанием длинных писем матери или перечитывая депеши из Вашингтона. Бет продолжала вести домашнее хозяйство, лишь изредка поддаваясь безделью или печали.Каждый день она добросовестно выполняла все свои незначительные обязанности, вместе с тем много трудясь за сестёр, потому что те были забывчивы, и дом, казалось, был словно часы, маятник которых продолжал раскачиваться из стороны в сторону. Когда на душе у неё становилось тяжело от тоски по матери или от страха за отца, она пряталась в одном из шкафов, зарывала лицо в складки милого старого платья матери, тихонько стонала и чуть слышно молилась. Никто не знал, что приводило её в чувство после очередного приступа уныния, но все видели, как мила и услужлива Бет, и привыкли обращаться к ней за утешением или советом в своих небольших горестях.
Никто не сознавал, что этот опыт был испытанием характера, и, когда первое волнение улеглось, девочки почувствовали, что они со всем хорошо справились и заслуживают похвалы. Это было действительно так, но их ошибка заключалась в том, что они перестали проявлять свои лучшие качества, но усвоить этот урок стоило им немалого беспокойства и сожалений.
– Мэг, я хочу, чтобы ты сходила к Хюммелям. Ты же знаешь, мама велела нам не забывать о них, – сказала Бет через десять дней после отъезда миссис Марч.
– Я слишком устала, чтобы идти сегодня, – солгала Мэг, раскачиваясь в кресле-качалке с шитьём в руках.
– А ты не можешь, Джо? – спросила Бет.
– Слишком сильный ветер для меня с моей простудой.
– Мне казалось, ты уже почти выздоровела.
– Я достаточно выздоровела, чтобы гулять с Лори, но не настолько хорошо себя чувствую, чтобы идти к Хюммелям, – со смехом сказала Джо, но при этом выглядела немного пристыженной из-за своей непоследовательности.
– Почему бы тебе самой не сходить? – спросила Мэг.
– Я бываю у них каждый день, но их малышка заболела, и я не знаю, чем я могу помочь. Миссис Хюммель уходит на работу, и Лоттхен заботится о ребёнке. Но девочке становится всё хуже и хуже, и я думаю, что тебе или Ханне нужно их навестить.
Бет говорила серьёзно, и Мэг пообещала, что отправится к ним завтра.
– Попроси Ханну приготовить что-нибудь вкусненькое, Бет, и отнеси им. Прогулка пойдет тебе на пользу, – сказала Джо и извиняющимся тоном добавила: – Я бы пошла, но хочу закончить свой рассказ.
– У меня болит голова, и я устала, поэтому я подумала, что, может быть, кто-нибудь из вас сходит, – сказала Бет.
– Сейчас придет Эми и сбегает за нас, – предложила Мэг.
Бет улеглась на диван, остальные вернулись к своей работе, а о Хюммелях забыли. Прошёл час. Эми не приходила, Мэг пошла в свою комнату примерять новое платье, Джо была поглощена своим рассказом, а Ханна крепко спала у кухонной плиты, когда Бет тихонько накинула капор, наполнила корзинку всякой всячиной для бедных детей и вышла на холодный воздух с тяжёлой головой и печальным взглядом терпеливых глаз. Когда она вернулась, было уже поздно, и никто не видел, как она поднялась наверх и заперлась в комнате матери. Через полчаса Джо отправилась наверх, чтобы взять что-то из «маминого шкафа», и обнаружила там маленькую Бет, сидящую на сундуке с аптечкой, выглядевшую очень серьёзной, с покрасневшими глазами и бутылочкой камфары в руке.
– Христофор Колумб! В чём дело? – воскликнула Джо, когда Бет протянула руку, словно предупреждая её, и быстро спросила:
– У тебя ведь была скарлатина, правда?
– Много лет назад, в одно время с Мэг. А что?
– Тогда я тебе скажу. О, Джо, ребёнок умер!
– Какой ребёнок?
– Дочка миссис Хюммель. Малышка умерла у меня на руках до того, как их мама вернулась домой, – всхлипывая, воскликнула Бет.
– Бедняжка, какой ужас ты пережила! Надо было мне сходить, – сказала Джо, обнимая сестру и усаживаясь в маленькое кресло матери с выражением раскаяния на лице.