Маленький большой человек

Он умер от разрыва сердца, и уже, вероятно, давно. Причиной тому послужил то ли страх, то ли что-то еще, но я не стал говорить об этом остальным, уже собравшимся на берегу и с нетерпением ожидавшим меня.

Мы перешли реку без приключений, если не считать промоченных в ледяной воде ног, и спрятались среди холмов, когда увидели, что шайены уже подъехали к брошенному дилижансу. Сначала они, на всякий случай, окружили его и обстреляли из трех имевшихся у них ружей, а затем спешились, выволокли тело Черного, раздели его, скальпировали и, привязав к хвосту одной из наших лошадей, бросили на произвол судьбы.

Большинство воинов напялили на себя предметы женского туалета. Прерия пестрела модными шляпками и яркими шейными платками, а тот, кому досталась Ольгина ночная сорочка, гордо расхаживал в ней, стянув под грудью шнурком. В противном случае она неминуемо свалилась бы на землю, поскольку невежественный оболтус принял короткие широкие рукава за штанины. Как выяснилось, не все флаконы с жидкостью для волос разбились: несколько индейцев пили их содержимое прямо из горлышка, и я не без задней мысли стал расспрашивать коммивояжера о возможных последствиях. Тот больше уже не мог торговать своим зельем и сказал правду подкрашенная вода, ничего больше. Его ответ вызвал во мне смешанные чувства.

Вскоре шайены заметили наши следы через реку.

Мы заняли оборону на вершине самого большого холма, закрывая собой Ольгу и маленького Гуса, и распределили оружие. К счастью, копаясь в вещах, мы обнаружили карабин и несколько револьверов. Свой кольт я отдал коммивояжеру, который оказался вовсе не трусом, а себе оставил пушку Черного Карабин достался кучеру, а его напарнику — пара револьверов. У шайенов было лишь три ружья, и я не без основания полагал, что не все они в идеальном состоянии.

Я велел всем беречь патроны и целиться каждому в «своего» врага, из тех, что уже пересекали ледяную кашу реки Когда шайены пустили своих лошадей в галоп, мы дали залп.

Незнакомый тяжелый кольт подвел меня, и пуля лишь срезала белую верхушку орлиного пера, не причинив индейцу никакого вреда. Перч и кучер оказались удачливее: один подстрелил лошадь, а пуля второго пробила руку другому индейцу, и тот с воплем выронил лук.

Этого оказалось достаточно, чтобы поубавить их боевой дух, и они вернулись на свой берег, поглядывая в нашу сторону, но не рискуя приближаться.

Тем не менее в их поведении мне почудилось что-то странное, я перевел взгляд на самый край нашего берега и успел заметить тень, шмыгнувшую под прикрытие кучи песка. Индеец, лошадь которого подстрелил Перч, выбрался на сушу и теперь, сжимая томагавк, двинулся в обход нашего холма. Я выстрелил и снова промахнулся, но, когда краснокожий решил перебежать к другой песчаной куче, у меня над ухом рявкнул карабин кучера, и индеец свалился мертвым. Кокетливая яркая шляпка откатилась в сторону и замерла, а ее кружевами и тесемками играл ветер.

С противоположного берега до нас долетели слова боевой песни. Понял их, разумеется, только я, и значили они, что Люди не уйдут, пока не убьют врага или не умрут сами. Вслед за этим шайены предприняли новую атаку, но снова были отброшены нашим огнем. Двое из них навсегда остались в реке, видимо, их заклинания и амулеты оказались бессильны против белых пуль. Но и у нас появились раненые: стрела пробила Перчу плечо.

К заходу солнца индейцы собрались на своем берегу. Зная их, я вздохнул с облегчением: нас оставили в покое до утра. Становилось все холоднее и холоднее. Шайены завернулись в одеяла, развели костер и как ни в чем не бывало принялись ужинать. Нам эта роскошь была недоступна.

Мы сидели в темноте, ледяной ветер крепчал, и мороз пробирал нас до костей У Перча сильно болела рана, и он не мог уже наступать на левую ногу, которая, лишившись сапога и промокнув в воде Арканзаса, посинела и сильно опухла. Но скотовод мужественно держался, не досаждая нам жалобами и стонами.

Ольга вела себя, как ангел. Она прекрасно видела, в каком отчаянном положении все мы находимся, и пыталась помочь, чем могла. Перевязав Перчу рану, жена молча отошла в сторону и плотнее укутала заснувшего малыша. Всех нас спасала только зимняя одежда, но никто не знал, как долго мы сможем продержаться без пищи. Слава Богу, кучер успел прихватить огромную флягу с водой, и нам, по крайней мере, не надо было спускаться к реке.

Требовалось что-то предпринять, и немедленно. Я решил отправиться в форт Ларнед, находившийся милях в сорока от нас, но через пять миль была станция дилижансов, и я мог раздобыть там лошадь. К вечеру следующего дня я бы уже вернулся с войсками, а до того времени они вполне могли сдерживать индейцев и без меня.

Все приняли мой план, кроме коммивояжера, вызвавшегося отправиться в путь вместо меня, так как все равно был бесполезен в качестве солдата, но я настоял на своем.

Мы пожали друг другу руки, я чмокнул на прощание спящего малыша и поцеловал Ольгу.

— Не волнуйся, дорогая, с тобой ничего не случится, — сказал я ей.

— Я ждать здесь, — ответила она.