Маленький Большой человек

Да, с этим я не могу не согласиться! Пожалуй, вслед за мною уже многие стали отмечать эту генеральскую странность: казаться старше, чем ты есть на самом деле, точно так же, как до этого казался моложе. А впрочем, дело-то и не в том, что кажется: есть, знаете ли, такая порода людей, что долго-долго остаются молодыми — вплоть до самой старости, но в один прекрасный день старость так и обрушивается на них, падает, что снег на голову, в считанные мгновенья превращая цветущего вьюношу в согбенного дряхлого старца. Сдается мне, что к этой-то породе людей и принадлежал генерал Кастер. До самых тридцати семи он ходил в эдаких лупоглазых бой-скаутах или, вернее, «бой-генералах»: что ни поручи — все выполнит, честностью — так и светится; при этом не пьет, не курит, за дамами не волочится — ну, хоть картины с него пиши! И вот, нате вам — сломался… Что его поломало, не знаю и врать не буду — знаю только, что впервые я увидел его стариком в той заброшенной деревушке Лакотов, где он стоял в окружении солдат у скелета замученного кавалериста и… молчал. Много раз я возвращался в памяти к той никем не написанной картине! И каждый раз мне виделось одно и то же: серое старческое лицо, изборожденное глубокими чёрными морщинами; усталый опущенный взгляд; плотно сжатые губы и жалкий колючий кустарник на месте былого великолепия волос. От этой картины мне всякий раз становилось не по себе, от неё веяло холодом, но избавиться от неё мне всё равно не удавалось, и уже, как видно, не удастся до самой смерти. Но бывает со мной и так, что закрою глаза — и вижу совсем другую картину, и она кажется мне странно знакомой, хотя сам я наблюдать её никак не мог; эту картину я вижу глазами другого человека, а на ней — опустевший форт Линкольн, уходящая вдоль реки колонна и Кастер, машущий шляпой двум женщинам. На этой картине он уже пострижен…

Впрочем, Сын Утренней Звезды пока не считал себя побежденным старческими недугами. Неизвестно, как там в одиночестве, а на людях он хорохорился, что твой мальчишка. Во-первых, он отказался от великодушного предложения Гиббона усилить свой полк за счёт его эскадрона, а во-вторых, презрительно оглядев пушки, во всеуслышанье заявил, что таскать за собой лишнюю тяжесть его ребята не намерены, у них без того дел хватит. В этих пунктах он снискал горячее одобрение Боттса: сержант, как и другие солдаты, становился на удивление щепетилен, когда на карту была поставлена честь полка.

— Обойдёмся без посторонней помощи, — объяснил он мне, — тут мы за Крепкого Зада горой!

В общем, ни пушек, ни чужого эскадрона нам не досталось — честь полка, сэр, она, как вы понимаете, дороже! Ну вот, а Гиббон, значит, как человек менее разборчивый в вопросах полковой чести, оставил этот эскадрон у себя, не постеснялся прихватить и пушки, и в полном снаряжении двинул свою колонну на Биг-Хорн. Сам он задержался с тем, чтобы проводить нас, а затем вместе с Терри плыть на «Дальнем Западе».

Парад состоялся прозрачным июньским днём около полудня. С севера в долину залетал холодный порывистый ветер, реку знобило, и до самого дальнего горизонта в степи волновалась полынь. На ветру трепетала и чёрная бородка Терри, в то время как сам он, стоя на взгорке впереди своих офицеров, принимал парад. У подножья офицерского холма, как водится, сгрудилась музыка: трубачи изо всех сил выдували бравурный марш, барабанщики рассыпали дробь, и всё это ветер то относил за реку, то бросал нам в уши подобно артиллерийской канонаде. Но лошади весело гарцевали под седоками, и развевались вымпела, и наш Седьмой кавалерийский полк, молодцевато дефилируя перед Терри, постепенно вытягивался в длинную голубую ленту, что, извиваясь, ползла по долине и исчезала за холмом.

Я ехал в конце колонны с обозной командой (шествие замыкал арьергард) и как раз поравнялся с трибуной, когда Кастер подскакал к Терри (тот по такому случаю спустился с пригорка) и пожал руки ему и Гиббону. «Не жадничайте, Кастер, оставьте индейцев и на нашу долю», — усмехнулся на прощание Гиббон, как я понимаю, в шутку.

Но Кастер шутки не принял.

— Есть, — ответил он совершенно серьезно, — есть, сэр! — отдал честь, тронул поводья и в карьер — догонять голову колонны.

Я проводил его взглядом, пока он не скрылся за косогором, но до самой вершины он так ни разу не оглянулся. Когда ж, наконец, и я оказался на вершине, то, в отличие от Кастера, не выдержал и поглядел вниз: издали наши командиры казались совсем маленькими, не больше мух; оседлав лошадей, они спешили к месту стоянки «Дальнего Запада», что прибившись к берегу, сиротливо покачивался на волне подобно жухлому осеннему листочку.

* * *