Маленький Большой Человек

И волки, и койоты, и я – все бросились врассыпную. Уж не знаю куда подевалось зверьё, сам я драпанул в кусты, и скорее услышал, чем увидел, как молчаливые всадники проезжали по сожженному селению. Потом, когда прошёл арьергард, я пристроился сзади шагах в трёхстах-четырёхстах и трусил за ними несколько часов аж до тех пор, пока они не стали биваком. Как я добежал, не знаю, но добежал, несмотря на стужу, безысходность и неприкаянность. И грело меня только то, что солдаты мерзнут так же, как и я. Но у них были товарищи по несчастью, в то время как мои не Вскоре они разложили большие костры: издалека казалось, будто в долине праздничная иллюминация. Ну, что ж, подумал я, перерезать Кастеру горло я ещё успею, первым делом надо отогреться. А то зуб на зуб не попадает и пальцы сводит; дрожь такая, что не до Кастера – до костра бы добраться. Ну, я и прошмыгнул сначала мимо часовых, потом протиснулся сквозь плотный круг солдат к огню.

– Пожевать есть чего? – обратился тут ко мне какой-то солдатик, закутанный в индейское одеяло. Я покачал головой. В его мутных глазах отражались пляшущие языки огня.

– Ну, не молодчина ли этот Крепкий Зад! – заговорил он.- Здорово придумал: оставил нас без шинелей, без жратвы. Не иначе как получит за это ещё одну медаль.

С другого боку послышалось:

– Свою-то шинель, небось, прихватил, а заодно и мяса с полтуши не меньше, и бьюсь об заклад в эту самую минуту его денщик как раз жарит, варит…

– Лафа же некоторым, верно, парни? – это сказал парень с мутными глазами, а кто-то другой шикнул на него – ещё Крепкий Зад услышит.

– Да пошёл он! – ответил Мутноглазый. – Что он мне сделает? Паек что ли урежет?

На что другой ему ответил:

– Прикажет вырыть холодную, прямо тут, в снегу, и посадит туда тебя. Вот так вот!

– Да ты что?! – спросил я, стараясь выглядеть своим в этой компании.

– Что «что»? Да то самое! Ты, небось, новобранец, а то б знал: в прошлом году летом, во время кампании, он так и сделал. Вон спроси у Гилберта,- и кивнул на длинного тощего солдата с крючковатым носом и пышными бакенбардами, который тер озябшие руки, протянув их поближе к костру. Тот подтвердил:

– Точно. Мы тогда были как раз в походе – и «губы» у него под рукой не было. И вот несколько парней припозднились на вечернюю поверку. Так он приказал вырыть яму, где-то десять на десять и глубиной, может, ярдов пять – посадил нас всех туда, а сверху приказал накрыть досками. Пекло было жуткое, а нас там как сельдей в бочке, не продохнуть…

– А сам зато свалил спокойненько в самоволку – к своей бабе, – перебил Мутноглазый. – Смылся как раз в разгар индейской компании. И знаешь, что ему было? На год отстранили от должности! Так он поехал к своей тёще в Мичиган, и весь год только и делал, что удил рыбу!

И вновь вмешался Гилберт:

– Ну, тут я его не осуждаю, хоть он и сукин сын, глаза б мои его не видели, потому как было ради чего ехать – она у него и впрямь краля – пальчики оближешь.

– Прямо уж… – подыгрываю. Я уже вполне согрелся и стал подумывать о деле.

– А то нет! Ты что, никогда не видел миссис Кастер? Уж можешь мне поверить, как увидишь – так колом встанет, аж выть захочется! А поделиться не с кем… ха-ха…- кроме доньи Ладони. Вот тебе и вся разница между солдатом и генералом. Кстати, никто не хочет смотаться к пленным и подыскать какую-нибудь скво – старую каргу?

Дальше разговор вконец низвёлся до похабщины, что вряд ли станет для вас чем-то неожиданным, если вы имеете хоть какое-то представление об армии. Так что я бочком-бочком и скользнул в темноту – пошёл обшаривать лагерь. В конце концов я пришёл сюда не затем, чтобы слушать непристойности. Но чтобы убрать Кастера, нужно было первым делом его найти, при этом, заметьте, не вызывая подозрений. А я отнюдь не пожарная каланча, чтобы смотреть поверх голов – да и голов-то здесь было сотен семь, не меньше.

Пленники содержались особняком; у них горело два небольших костра; у костров на земле, завернувшись в одеяла, спали женщины, многие вместе с детьми. Краснокожий есть краснокожий, он будет спать, что бы ни случилось. Индейских лошадок сгуртовали в стороне и от кавалерийских жеребцов их отделяла широкая полоса. Животные заметно нервничали.

Я облазил весь бивак, а раскинулся он, изрядно растянувшись, да и к тому же его ярко высвечивали огромные костры; солдаты намерзлись, намотались, проголодались – эх, какую резню могли б устроить каких-нибудь три-четыре десятка индейцев. Но индейцы были кто разбит, а кто одурачен тем же Кастером. Да и потом вообще: какой индеец воюет ночью? Кастер мог и не выставлять охранение. А чего ему было бояться – ведь на всю округу был всего лишь один боеспособный противник.