И это был я. В конце концов мне методом исключения Шайен удалось его вычислить. У подножия небольшой высотки пылал офицерный костер, но генерала там не оказалось. В гордом одиночестве он сидел наверху. У него был своей отдельный небольшой костер и при его желтом свете он что-то писал. Лишь ординарец генерала, в смысле его денщик, время от времени появлялся у костра и подкладывал в огонь поленце-другое. Дрова он брал у команды бедолаг, что всю ночь напролет рубили их в лесу и носили в лагерь.
И вот, когда они в очередной раз принесли дрова, я принялся помогать им складывать поленья в штабеля, против чего никто из них не возражал. Сам же я выжидал, пока за дровами придет этот самый денщик, что он в конце концов и сделал; к тому моменту я уже валился с ног: ни согнуть, ни разогнуть спину не мог, и проклинал нерадивость всех денщиков на свете.
– Ну и как там генерал? – спрашиваю.
Тут надо вам объяснить, что денщиком может быть не каждый, а лишь человек особого склада: он должен уметь подать шинельку, прислуживать за столом, а потом ещё и выкопать гальюн и, насколько знаю, подтереть своему хозяину щепетильное место. Но на этом месте вся его щепетильность и заканчивается, а с остальными он и груб, нагл, и заносчив до безобразия.
– А тебе то что? – роняет он через плечо.- Ты давай – пошевеливайся! Подай-ка лучше два чурбачка посуше.
– Да мне-то что – мне ничего. Я просто подумал – измотался старик. Небось, с ног валится?
Денщик хмыкнул с чувством сопричастности к Великому Заду.
– Хм-м… Жди – как же! Скорее вся армия свалится с ног, чем генерал. Да он здесь задаст перцу любому, в любое время суток. Ты думаешь это ему нужно поспать да пожрать? Он что – встретили индейцев, порубили на бифштексы,- он и сыт. Ему хватит. А если и велел стать биваком, то только ради таких слабаков, как ты.
– А-а-а… То-то я гляжу, что он не спит, не ест, а что-то пишет и пишет,- замечаю я.
– Да-а-а, – с любовью отвечает денщик,- разумеется, пишет! Письмо супруге – миссис Кастер, Он пишет ей чуть ли не каждый день.
В то время, как вы догадываетесь, почтовых ящиков в прерии не было. Так что когда Кастер отправлял свои письма по почте – это означало, что он попросту отправлял нарочного за многие сотни миль – в неизвестность. Но денщика это не волновало: он уже оседлал любимого конька и принялся взахлеб расписывать достоинства Крепкого Зада – и вскоре мне стало до того тошно, что, честное слово, я бы с большим удовольствием просидел все это время своим собственным голым задом на кактусе, чем слушать этот бред сивой кобылы.
Но когда я уж было решил, что снискал благоволение Задового холуя он вдруг заткнулся и подозрительно покосился в мою сторону.
– Слушай, а ты, часом, не метишь на мое место, а?
– Нет, что вы, что вы, сэр.- замахал я на него руками.- Упаси Боже! Признаться, для этого я слишком туп. Но я без ума от героев. Возможно, потому как сам немного трусоват. Честно скажу, во время последней атаки я сегодня чуть в штаны не наложил. И знаете, что меня спасло от такого позора? Гляжу, а впереди лавы сам генерал, на лихом коне, волосы дыбом – развеваются на ветру; он нам машет рукой – мол, за мной, ребята, вперёд! Вот это я понимаю – герой! Хорошо вам, сэр, все время быть рядом с ним…
При этом я скорчил такую умиленную, обожающую рожу, что он клюнул.
– Ладно,- говорит он,- хочешь понести вместо меня дрова? Думаю, ничего страшного не будет, если ты донесешь их до подножия и оттуда, так и быть, посмотришь на генерала. Запомни, это высокая честь! Только тебе, по дружбе. Больше никому. Ну их засранцев…
– Увидеть генерала… так близко! Да, я об этом и мечтать не мог! – Тут я аж зубами заскрипел, но совсем не по той причине, по какой, небось, подумал этот холуй.- Да за такое счастье… Послушай, а что если… месячное жалованье за ещё большую честь: самому подложить дрова в костер такого великого человека!
От такого предложения он сперва опешил и даже возмутился, но не настолько, чтобы не дать себя уговорить. Я написал ему расписку – разумеется, от чужого имени – на то, что как только получу жалование, то тут же обязуюсь отдать ему 13 (тринадцать) долларов (что составляло месячное жалование рядового) за право единовременно и самолично отнести дрова на вершину вышеупомянутого бугра и сунуть их в генеральский костер, после чего незамедлительно спуститься вниз. В чём и подписался – тем же именем.
Ударив таким образом по рукам, мы отправились к высотке. Согласно уговору он остался внизу, а я поднялся по склону с моими двумя бревнышками. Те солдаты, что почем зря костерили генерала зря это делали: генерал был без шинели – в одном мундире; более того, он даже расстегнул ворот рубахи и снял шапку, которая лежала рядом. Правда, у костра было тепло и в его свете генеральские локоны и усы отливали золотом. Сам генерал тем временем, не отрывая взгляда от листа бумаги, под который подложил штабную книгу, испещрял его беглым почерком. При этом он макал время от времени перо в походную чернильницу и стряхивал лишние капли в огонь. Поленья сердито шипели.