Маленький Большой Человек

Сынок наш, крошка Гэс, бутуз был очень славный и сообразительный, и мне очень нравилось качать ногой колыбельку, а он что-то там лепетал, агукал, сучил ручонками и делал все такое прочее, что делают младенцы; а напротив, в нашей маленькой комнатушке сидела Олга и всегда что-нибудь штопалашила, и стоило мне только посмотреть на нее, как она, в этой своей умилительной шведской манере, принималась улыбаться и спрашивать: не хочу ли я чего-нибудь поесть. В этом она была совсем как индианка; считая всех вечно голодными.

Затем как-то в конце осени шестьдесят четвертого Болт и Рамирес неожиданно смылись из города, оставив на меня все свои задолженности. Тогда-то я и раскумекал, что означало это наше соглашеньице: мне в одиночку предстояло отвечать перед законом за все наше коммерческое предприятие, ну и, понятно, за все долги. Я ведь упоминал уже, что эти типы на счет фирмы вносили все свои расходы, даже на стрижку и бритье.

Да-а-а, встрял я в передрягу благодаря своей «прозорливости», если воспользоваться словечком преподобного Пендрейка. Несмотря на то, что внешне все выглядело иначе, наша лавка, в последнее время приносила одни убытки. Происходило вот что: Болт и Рамирес урезали цены – и, чем больше мы сбывали, тем больше на этом прогорали. Хочу сказать: тем больше прогорало наше дело – они-то ведь никогда по сути не платили наличными, как я уже упоминал об этом.

Задерживаться в Денвере я не стал. С Олгой, которая по-моему, так до конца и не уразумела настоящую причину, мы упаковали чемоданы, и вместе с сыном сели на утренний дилижанс, бросив все к чертям собачьим на произвол судьбы: и дом, и дело, и притязания на респектабельность. Мне не было ещё и двадцати трех лет, а я уже попал в несостоятельные должники.

И все же я испытал что-то вроде облегчения. Что ж, жить припеваючи оно, конечно, чего лучше, но нельзя не согласиться и с тем, что и в поражении есть свои плюсы – это чувство огромной свободы. И пока мы тряслись по дороге, ведущей на юг, в Колорадо-Сити и Пуэбло, в душе моей воцарился покой, и радовался я почти, как Олга. Она, как мне кажется, была уверена в том, что мы в отпуске и просто путешествуем. На дворе стояла середина декабря 1864. У реки Арканзас дилижанс должен был сворачивать на восток и, если ехать до конца, можно было как раз к Рождеству добраться до форта Ливенуорт. Билеты я купил до конечной станции и денег у меня оставалось в обрез – лишь на пропитание, да за ночлег на остановках – хотя первое время мы могли немного сэкономить, так как Олга прихватила с собой целую корзину всякой снеди.

Каких-то особых планов у меня не было – хотелось Только махнуть куда-нибудь подальше: скажем, перебраться у Ливернуорта через Миссури и заехать в городок, где обитал преподобный Пендрейк, чтобы перехватить у него деньжат. Пожалуй, намерение Шайен теплилось. А ещё можно было в Ливернуорте заскочить к начальнику тамошнего гарнизона: он мне ещё когда я был мальчишкой, обещал посодействовать в устройстве в армию. Кажется, к тому моменту я уже научился брать от жизни только то, что она сама мне предлагала, и в этом моем таком душевном состоянии большим подспорьем для меня оказались и Олга, и Гэс.

Гзсу было уже годика два, но мы его ещё ни разу не стригли – уж больно хорошо ему было с беленькими кудряшками. Глазенки его, небесно-голубые, пристально рассматривали все вокруг, почти не отрываясь. Это была его первая в жизни поездка, и чем ухабистее оказывалась дорога, тем больше она ему нравилась. Когда нас, словно горошины, подбрасывало внутри экипажа – а на тогдашних дорогах в дилижансе запросто можно было все зубы порастерять – он заливался радостным смехом, как колокольчик. Во всём он пошёл в мать, и меня это вполне устраивало, потому как я никому не пожелал бы иметь мою рожу, фигуру или характер.

Но вот чего до сих пор я не сказал, так это что кровавая бойня при Санд-Крике произошла всего за две недели перед этим: тогда на рассвете отряд полковника Чивингтона атаковал стойбище Шайенов и Арапахов и стёр его с лица земли; при этом среди погибших две трети составляли женщины и дети.

Ну, сам-то я при Санд-Крике не был, так что не считаю себя вправе обсуждать то, что там случилось, хотя это и сказалось на моей дальнейшей судьбе, так как в последующие дни Шайены по всему фронту вышли на тропу войны. А этот полковник Чивингтон (мы его как раз и встретили на реке Арканзас, ниже по течению от форта Лайонс) так он все ещё преследовал остатки индейцев из того селения на Санд-Крике – Песчаной Речке.

Тогда колонна солдат остановилась, и к нам подъехал молоденький лейтенантик. Он козырнул Олге, которая выглядывала из окна дилижанса, и сказал кучеру на козлах:

– Полковник Чивингтон просил вам всем засвидетельствовать его почтение. Нижнее течение реки нами от индейцев очищено, так что позвольте вас заверить, что подведомственная нам территория совершенно безопасна.