Маленький человек из Опера де Пари

Коли месье Фералес затоскует
И с женой разведется,
Вся Опера возликует —
Потаскушке скучать не придется!

Какая-то добрая душа поспешила сообщить об этом имениннику, который уже успел спуститься до первого этажа, и он, перепрыгивая через две ступеньки, побежал наверх.

Ознакомившись с надписью, Аженор разбушевался:

— Шалюмо! Это он сделал! Прикончу гада!

Его начали утешать, убеждать, что нет никаких доказательств вины Мельхиора и вообще — зачем бы это делать оповестителю? К тому же Мельхиора никто не видел со вчерашнего дня. Скверные вирши Аженору пообещали замазать белилами — Обен Комбре, подопечный Марии, сам вызвался поработать маляром. Он так и сиял:

— За десять минут справлюсь, идите, я вас догоню!

Аженор окинул подозрительным взглядом молодого человека (тот ободряюще улыбнулся мужу наставницы) и неохотно позволил коллегам увлечь себя на первый этаж.

На посту пожарных имениннику было приготовлено роскошное кресло в центре помещения, походившего на каюту транспортного судна. Начальник пожарной службы, стоя на фоне огромных настенных часов с маятником, обратился к публике с короткой, но торжественной речью, в которой фигурировали инструкции по технике безопасности, Чувство долга, тарталетки и пирожные с кофейным кремом. Сладости ждали гостей, разложенные на досках, водруженных на козлы.

— Говорю тебе: эту гадость написал Мельхиор, — сердито прошептал Аженор на ухо жене.

— Ни за что не поверю, он всегда со мной так мил, он не считает меня… такой! Это кто угодно мог написать.

— Ну да! Он, кто же еще? Решил мне отомстить, мерзавец! Я добьюсь, чтобы его уволили!

— За что отомстить? — удивилась Мария.

— Защищать его вздумала? Значит, нравится, когда он к тебе пристает?

— Не смей так со мной…

Семейную ссору прервал Обен Комбре — его кукольное личико со светлым пушком над верхней губой показалось в дверном проеме.

— Готово! Я закрасил в три слоя, мсье Фералес, теперь слова днем с огнем не разглядишь. Вот, а это для вас кто-то из персонала оставил, — парень протянул имениннику тарелку, на которой красовалась пряничная свинка.

— Кто-то из персонала? Кто?

— Не знаю. Это стояло у входа с запиской: «За твои тридцать четыре года. Съешь меня, Аженор-Тамино, и Царица Ночи[64] утратит власть над тобой!»

— Дай сюда, я умею читать, сопляк!

— А что я такого сделал? — обиделся Обен на грубое обращение.

— Вот и я спрашиваю: что ты такого сделал. Мы это еще выясним.

— Ой, смотрите, на свинке глазурью написано «Аженор»! — вмешалась Мария. — Она принесет тебе счастье!

— Только нужно съесть ее целиком, до крошки, — проявил осведомленность Оскар Лафарж.

— Терпеть не могу пряники — они к зубам прилипают, — буркнул Аженор. Но вся компания уже скандировала:

— Це-ли-ком! До крош-ки! До крош-ки!

Аженор с удовольствием выкинул бы пряничную тварь в мусорное ведро и даже попытался было спрятать ее под салфетку, но Мария схватила свинку, затолкала ему в рот и закричала Обену, Рике и Оскару:

— Скорей помогайте!

Аженор попятился, но мужчины вцепились в него с двух сторон, Обен зажал ему нос, и пришлось проглотить «угощение».

— Брависсимо! Еще! Еще! — возликовали коллеги.

— Хватит, черт возьми, я вообще на диете! — промычал именинник.

— Вот, запей для правильного пищеварения. — Оскар протянул ему бутылку, и багровый Аженор под аплодисменты надолго приник к горлышку. Затем все ринулись к импровизированному буфету, пол покрылся серпантином, оберточными бумажками, крошками, и где-то среди всего этого мусора осталась лежать записка, на которой явственно читалось «Аженор-Тамино».

— Дамы и господа, праздник окончен, пора за работу! — провозгласил старшина пожарных. — Мы с моими людьми тут приберемся!

— Мсье Фералес, я извиняюсь, вас срочно требуют осветители, у них там что-то стряслось! — с криком примчался откуда-то Обен Комбре.

— Ты знаешь, как обычно поступают с гонцами, которые приносят дурные вести? — нахмурился Аженор.

— Нет, мсье.

— Опишу тебе когда-нибудь во всех подробностях. Эти дурни без меня, что ли, не могут обойтись? Ладно, Мария, я пошел. — Аженор поцеловал жену и в очередной раз залюбовался заколкой с бриллиантами, которую она прикрепила ему на галстук.

— Прям царская штучка, — одобрил Обен вещицу.

— Да уж, тебе, сопляку, женщины нескоро такие дарить будут, если вообще будут, — фыркнул Аженор, покидая пожарный пост.

В коридорах Опера было шумно. Туда-сюда бегали певцы и хористки, сталкиваясь с музыкантами, которые тоже спешили на репетицию со скрипкой или гобоем подмышкой. Из гримерной доносились вокализы тенора. Кто-то истошно звал Хлодомира.