— Я не занимаюсь светской хроникой. Мне бы хотелось побеседовать с мадам Фералес. Надо думать, она сейчас дома, никуда не выходит после такого несчастья. Не могли бы вы продиктовать мне ее адрес?
Вахтер озадаченно нахмурился, достал из кармана замшевую тряпочку и принялся протирать пуговицы на рединготе.
— Ишь чего вам… Такие сведения я только полиции выдать могу, а так не имею права. Нет-нет! — воскликнул он, с неохотой отказываясь от второй монеты, которую ему протянул Виктор. — Я на службе. Однако вы вполне можете побеседовать со старым Рике. Официально он в отставке, но все время тут ошивается у своих приятелей пожарных. Уж он вам много чего понарасскажет — как-никак был закадычным другом Аженора.
Месье Марсо объяснил, как найти пожарный пост — здесь же, на первом этаже, рукой подать. А когда лже-репортер покинул комнатку вахтеров, цербер выглянул в коридор, ведущий к кухне:
— Прямое попадание, инспектор Вальми! У вас тоже пророческий дар! Вы сказали, что парень заявится, — он и заявился. Вот, можете вытереть руки чистой тряпкой.
…Рике Лёсюэр был не толще соломинки. На изможденном лице красовался выдающийся назальный отрог[66]
в форме клубня пиона; обширную плешь, похожую на монашескую тонзуру, компенсировала буйная седоватая растительность на щеках и подбородке. Рике был женат вторым браком на молочнице, которая запрещала ему спиртное, а взамен закармливала творогом, сметаной и каждый вечер проверяла его пульс. Старик проводил дни, слоняясь по знакомым-приятелям в ожидании, не поднесут ли чарочку; страсть к горячительному он делил с Аженором Фералесом, под чьим патриотическим девизом «Алкоголь убивает, но французский солдат не боится смерти!» и проходили совместные дружеские попойки, а после них оба жевали кофейные зерна, чтобы отбить запах перегара.Удрученный потерей, Рике торчал на пожарном посту и угрюмо таращился на часы, как будто лишь зримое течение жизни могло умерить его печаль. Через равные промежутки времени старшина набрасывался на старика с требованием не путаться под ногами, потому что его людям надо совершать обход — а это вам не шутки, ведь во дворце Гарнье десятки мастерских. Так что Рике вздохнул с облегчением, когда появился Виктор и увлек его в сторонку.
Отставной пожарный тотчас разговорился:
— Короче, над сценой есть коронная шестерня, и еще одна! Медная, под сценой. Резервуары связаны меж собой вертикальными трубами. В наличии имеются тросы на пожарных щитах, ведра, эпонж, топоры, пожарные насосы — работают на десять метров, не что либо как. А ежели…
— Простите, — перебил Виктор, — я пришел не для того, чтобы изучать вашу противопожарную систему, я…
Но Рике будто не слышал:
— А ежели потребуется, так компрессионные аппараты дадут струю помощнее торнадо. Двенадцать тысяч литров воды — это ж Везувий потушить можно! Короче, бояться нечего. А Жеже взял и шею себе свернул…
— Вы о месье Аженоре Фералесе?
— Какой был мужик! Тот еще брюзга, конечно, но чтобы друга из беды вытащить, пополам бы порвался. Десять лет назад я чуть было не потерял работу — черт меня дернул однажды набраться прямо на посту, ну и… В общем, Жеже меня отстоял тогда перед начальством — сказал, это он во всем виноват, мол, сам предложил мне выпить, и заверил, что такого больше не повторится. А теперь он танцует вальс-бостон со святым Петром…
У Рике на глазах выступили слезы, Виктор вывел его на улицу, и они устроились на скамейке.
— Вы будете участвовать в ночном бдении?
Старик покачал головой:
— Мария так убивается по мужу, что хочет побыть одна. Она потребовала, чтобы гроб на эту ночь поставили в их спальне, а нас ждет завтра, на похоронах. Лишь бы только чего над собой не сотворила, бедняжка…
— Она по-прежнему живет на улице Скриб? — бросил пробный камень Виктор.
— С чего бы? Никогда она там не жила! А после свадьбы они сняли двухкомнатную квартирку на проезде Тиволи,[67]
в доме четыре-бис, там еще лавчонка, в которой зонты продают.— Ваш друг погиб в день своего рождения?
— Эх, что да, то да. Шикарный был день рождения! Как хорошо все начиналось — подарки, сладости, вино, мы вскладчину такой праздник устроили… Я ему посеребренную зажигалку подарил, чуть по миру не пошел. А вино какое было, ух, крепкое, можете не сомневаться! — Рике Лёсюэр даже языком прищелкнул. — Потом кое-кому из наших понадобилось отлить, ну и наткнулись в уборной на ту надпись…
— Что за надпись?
— Какой-то негодяй на стене нацарапал, что Мария… э-э… верностью не отличается. Аженор раскричался, что это Мельхиор Шалюмо натворил, но вы не думайте, что…
— А кто это — Шалюмо?