Реверс тихонько переговаривался о чем-то с мужчинами, которые стояли за соседним с Одумовым столом. Один из них – толстяк в желтой спортивной рубашке, с поросячьими глазками, которые напоминали вдавленные в булку изюминки, – глянул на Фариша, на Одума и затем царственной походкой прошел к другому краю стола и закатил в лузу одноцветный шар. Даже не глянув на Реверса, он неприметным жестом сунул руку в задний карман, и спустя секунду то же самое сделал один из трех зрителей, стоявших у него за спиной.
– Эй, – крикнул Дэнни Одуму, – ну-ка притормози. Если пошла игра на деньги, Фариш тебя живо обыграет.
Фариш смачно, громко харкнул и переступил с ноги на ногу.
– У старины Фариша глаз нынче всего один, – сказал Реверс, подскочив к Фаришу и хлопнув его по спине.
– Ты полегче, – недобро бросил Фариш, сердито вскинув голову – он, похоже, взаправду разозлился.
Реверс вкрадчиво перегнулся через стол, протянул руку Одуму:
– Меня Реверс де Бьенвиль звать, – сказал он.
Одум раздраженно замахал руками:
– Да знаю я, кто ты такой.
Фариш сунул пару четвертаков в прорезь металлической стойки для шаров и резко ее встряхнул. Шары с грохотом посыпались на стол.
– Этого слепого я пару раз делал. Готов сыграть тут с кем угодно, у кого все глаза на месте, – сказал Одум, попятился, оступился и, чтоб не упасть, оперся на кий. – А ну-ка, отойди, не стой за спиной, – рявкнул он на Реверса, который снова юркнул к нему поближе, – тебе говорю…
Реверс нагнулся и прошептал что-то ему на ухо. Одум слушал, и его белесые бровки постепенно смыкались у него на переносице знаком вопроса.
– Не любишь играть на деньги, Одум? – презрительно вмешался Фариш. Он за это время уже успел вытащить треугольник из-под стола и теперь укладывал шары. – Что, заделался святошей, у баптистов служишь?
– Не-е, – отозвался Одум. Было видно, как алчная идейка, которую ему нашептал Реверс, постепенно захватывает его воображение – будто облако наползает на ясное небо.
– Па-ап, – с порога послышался чей-то тихий противный голосок.
Это была Лашарон Одум. Хили подумал, что стоит она совсем как взрослая – выпятив тощее бедро. К бедру был примотан младенец, такой же грязный, как и она сама, рты у обоих вымазаны оранжевым – то ли следы фруктового льда, то ли фанты.
– Вы только поглядите! – наигранно воскликнул Реверс.
– Пап, ты велел прийти за тобой, когда большая стрелка будет на трех.
– Сотня баксов, – нарушил наступившую тишину Фариш. – Играй или проваливай.
Одум натер кий мелом, засучил воображаемые рукава. Не глядя на дочь, резко бросил:
– У папы тут еще дела, сладкая. Нате-ка, вот вам десять центов. Поди вон книжки полистай.
– Пап, ты просил напомнить.
– Кому сказал, иди. Разбивай, – сказал он Фаришу.
– Я ж выставлял.
– Знаю, – махнул рукой Одум. – Давай, уступаю.
Фариш ссутулился, навалился на стол всем телом. Нацелил зрячий глаз на кончик кия – глядел он теперь прямо в сторону Хили, – и взгляд у него сделался такой холодный, как будто он смотрел в прицел ружья.
Реверс встал рядом со зрителями – парнями, которые отошли от пинбольных машин и соседних столов. Он, как будто невзначай, шепнул что-то на ухо мужику в желтой рубашке, как раз когда Одум, рисуясь, лихо забил в лузу не один, а целых два полосатых шара.
Аплодисменты, свист. Зрители озадаченно зашептались, а Реверс прошмыгнул обратно к Дэнни.
– Пока они играют в восьмерку, Одум тут ни одного хода не уступит, – прошептал он.
– Фариш тоже играет будь здоров, ему только разойтись надо. Одум разыграл еще одну комбинацию – удар вышел очень изящный: биток стукнул одноцветный шар, а тот, в свою очередь, загнал в лузу третий. Опять аплодисменты.
– Кто в игре? – спросил Дэнни. – Те двое возле пинбола?
– Не интересуются, – ответил Реверс, бросил непринужденный взгляд через плечо, глянул в угол поверх головы Хили, залез в жилетный кармашек для часов и вытащил оттуда какой-то металлический предмет, размерами и формой напоминавший колышек, на который ставят мяч в гольфе. Он быстро зажал предмет в кулаке, но Хили успел увидеть, как между его унизанных кольцами пальцев мелькнула бронзовая фигурка – голая женщина на каблуках и с пышным “афро”.
– Вот как? И кто они такие?
– Просто порядочные христиане, – ответил Реверс, а Одум влегкую закатил еще один шар в боковую лузу. Реверс украдкой, не вынимая руки из кармана, открутил у фигурки голову и пальцем затолкал ее обратно в карман.
– А вон те ребята, – он глазами указал на дядьку в желтой рубашке и его дружков-толстяков, – тут проездом из Техаса. – Реверс снова словно бы невзначай огляделся по сторонам и, отвернувшись, сделал вид, будто чихает, но вместо этого поднес фигурку к носу и сделал быстрый, вороватый вдох. – На креветколове работают, – добавил он, вытер нос рукавом, скользнул невидящим взглядом по Хили и стойке с комиксами и сунул флакончик Дэнни.
Дэнни шмыгнул носом, зажал ноздри. Глаза у него заслезились.
– Господи боже, – вырвалось у него.