Маленький друг

В ответ крутыш насмешливо гоготнул, и, услышав этот смешок, Хили чуть комикс не выронил. Уж он сумел как следует запомнить этот визгливый презрительный хохот: он еще долго несся ему в спину с моста, пока Хили продирался сквозь кусты, а меж берегов металось эхо выстрелов.

Это был он! Только без ковбойской шляпы, поэтому-то Хили его не узнал. Его так и обдало жаром, и он с негодованием уставился на картинку с перепуганной девушкой, которая вцепилась Джонни Сорвиголове в руку (“Джонни! Вон та восковая фигура! Она шевельнулась!”).

– Одум – игрок неплохой, Дэнни, – тихонько говорил ему Реверс. – Пальцы – дело десятое.

– Ну, трезвого Фариша он, может, еще и обыграет. Но пьяного – точно нет.

У Хили в голове словно две лампочки вспыхнули. Дэнни? Фариш? Попасться под пули какой-то шпаны – уже, конечно, целое приключение, но попасться под пули Рэтлиффов – совершенно другое дело. Ему не терпелось вернуться домой и рассказать обо всем Гарриет. Неужели этот бородатый сасквоч и есть знаменитый Фариш Рэтлифф? Хили слышал только про одного Фариша – хоть в Александрии, хоть где.

Хили стоило больших усилий снова уткнуться в комикс. Он ни разу не видел Фариша Рэтлиффа вблизи – только нечеткий снимок в местной газете, да как-то раз ему показали Фариша, когда тот проезжал мимо в машине, – зато рассказы о нем слышал с самого детства. В свое время Фариш Рэтлифф был самым отъявленным преступником во всей Александрии, главарем целой семейной банды, на счету которой были бесчисленные грабежи и разбои. Еще он довольно долгое время сочинял и распространял пропагандистские листовки с названиями вроде “Кошелек или жизнь?” (протест против федерального подоходного налога), “Несломленный дух: боремся с критиканами” и “Руки прочь от МОЕЙ дочери!”. Всему этому положила конец история с бульдозером, которая приключилась пару лет назад.

Хили не знал, зачем Фариш захотел украсть бульдозер. В газете было сказано, что сначала на местной стройке, которая начиналась сразу за зданием, где размещалась контора по торговле пищевым льдом, прораб хватился бульдозера. Потом никто и опомниться не успел, а Фариш уже газовал на бульдозере по шоссе. Полиция велела ему остановиться, но он вместо этого развернулся и угрожающе задрал ковш. Тогда копы стали по нему стрелять, и Фариш рванул на бульдозере через пастбище – он разнес забор из колючей проволоки, распугал всех коров и, наконец, загнал бульдозер в канаву. Полицейские кинулись к канаве, крича, чтоб Фариш выходил с поднятыми руками, но замерли как вкопанные, когда увидели, что Фариш приставил к виску револьвер и выстрелил. В газете была фотография – коп по имени Джеки Спаркс стоит над телом и с потрясенным видом кричит что-то сотрудникам скорой.

Конечно, было непонятно, зачем Фариш вообще угнал бульдозер, но вот чего совсем никто не понимал, так это того, зачем он пустил себе пулю в висок. Кто-то говорил, что Фариш, мол, не хотел опять садиться в тюрьму, но на это многие возражали, что таким, как Фариш, тюрьма не страшна, преступление пустяковое и он бы через год-другой опять вышел на свободу. Ранение было серьезным, Фариш чуть не умер. Поэтому он снова попал во все газеты, когда вдруг очнулся и попросил картофельного пюре, хотя врачи уже записали его в “овощи”. Когда полностью ослепшего на правый глаз Фариша выписали из больницы, его по вполне понятным причинам признали невменяемым и отправили в государственную лечебницу для душевнобольных в Уитфилде.

Из психушки Фариш вышел совершенно другим человеком. И дело тут было не только в том, что он на один глаз ослеп. Говорили, что он и пить бросил, и, похоже, перестал грабить заправки, угонять машины и подрезать электропилы из чужих гаражей (хотя теперь его на этом посту неплохо подменял младший брат). Отъявленным расистом он тоже вроде больше не был. Он больше не торчал перед школой, раздавая прохожим листовки собственного сочинения, в которых он протестовал против того, чтоб белые учились вместе с черными. Он получал пособие по инвалидности да еще зарабатывал тем, что по заказу местных охотников делал чучела из оленьих голов и огромных окуней, в общем, стал практически законопослушным гражданином, так, по крайней мере, говорили.

А теперь Хили повстречал Фариша собственной персоной – да еще второй раз за неделю, если считать случай на мосту. В ту часть города, где жил Хили, Рэтлиффы почти не заглядывали, здесь он видел разве что Кертиса, который разгуливал по всей Александрии, обрызгивая проезжающие машины из водяного пистолета, да брата Юджина, типа проповедника. Юджин этот иногда проповедовал на городской площади, а чаще всего, обливаясь потом, метался по жаре на обочине автотрассы, крича что-то про Пятидесятницу и замахиваясь кулаками на каждую едущую мимо машину. Говорили, что Фариш повредился умом после попытки самоубийства, но вот Юджин (и Хили сам слышал это от отца) был по-настоящему чокнутый. Он собирал по дворам красную глину, ел ее, а потом валился наземь и бился в припадке, потому что в раскатах грома ему чудился глас Господень.