Маленькій іоганнесъ

Онъ зналъ, что произойдетъ, если онъ будетъ побѣжденъ. Онъ зналъ это но опыту. Но то, что было позади него, былъ трупъ его отца, и онъ ни за что не хотѣлъ допустить, чтобы его трогали.

Пока они боролись, тяжело дыша, позади ихъ лежало мертвое тѣло, все такъ же вытянутое и неподвижное, какъ и въ тотъ моментъ, когда только-что наступила зловѣщая тишина; бѣлки глазъ виднѣлись узкой полоской, углы рта были приподняты и сложились въ застывшую усмѣшку. Когда оба, въ пылу борьбы, задѣвали за кровать, голова мертвеца слегка переваливалась то въ одну, то въ другую сторону.

Іоганнесъ все еще держался, хотя дыханіе начинало измѣнять ему, и онъ ничего больше не видѣлъ.

Глаза затянула какая-то кроваво-красная завѣса; но онъ все еще боролся. Мало-по-малу руки его стали разжиматься, не ощущая болѣе сопротивленія; онѣ устало опустились внизъ, а въ сжатыхъ кулакахъ не оказалось ничего.

Когда онъ оглянулся, Плейзера уже не было. Одинъ Гейнъ еще сидѣлъ у кровати и кивалъ ему головой.

— Это было хорошо съ твоей стороны, — сказалъ онъ.

— Неужели онъ снова придетъ? — прошепталъ Іоганнесъ.

Гейнъ покачалъ головой.

— Никогда. Кто разъ отважился побороть его, тотъ болѣе его не увидитъ.

— А Виндекиндъ? Увижу ли я опять Виндекинда?

Долго мрачный человѣкъ глядѣлъ пристально на Іоганнеса. Его взглядъ не возбуждалъ болѣе ужаса, былъ мягокъ и серьезенъ; онъ притягивалъ Іоганнеса подобно глубокой безднѣ.

— Я одинъ могу отвести тебя въ Виндекинду, — наконецъ, сказалъ онъ. — Только съ моей помощью ты можешь найти книжечку.

— Такъ возьми меня съ собой, теперь ужъ никого нѣтъ; возьми и меня, какъ другихъ; мнѣ ничего больше не нужно.

Гейнъ снова отрицательно покачалъ головой.

— Ты любишь людей, Іоганнесъ. Ты этого не зналъ, но ты всегда ихъ любилъ. Есть что-то чудесное въ томъ, что заставляетъ стать хорошимъ человѣкомъ.

— Я не хочу; возьми меня съ собой...

— Нѣтъ, нѣтъ. Ты хочешь, я ты не можешь иначе...

Съ этими словами длинная темная фигура стала исчезать передъ глазами Іоганнеса, она расплылась въ неопредѣленныя очертанія; легкое сѣрое облако пронеслось по комнатѣ и исчезло въ солнечныхъ лучахъ.

Іоганнесъ склонилъ голову къ краю постели и плакалъ надъ умершимъ человѣкомъ.

XIV

Спустя долгіе часы поднялъ онъ голову. Босые солнечные лучи, падавшіе въ комнату, отливали красноватымъ оттѣнкомъ. Они походили на прямые золотые прутья.

— Отецъ, отецъ! — прошепталъ Іоганнесъ.

А снаружи, внѣ печальной комнаты, вся природа наполнялась золотисто-багрянымъ солнечнымъ сіяніемъ. Ни одинъ листикъ не шевелился и все замерло въ нѣмомъ очарованіи.

Въ воздухѣ вмѣстѣ со свѣтомъ какъ бы едва слышно проносился нѣжный шелестъ; свѣтлые лучи, казалось, пѣли:

— "Сынъ солнца! сынъ солнца"!

Іоганнесъ поднялъ голову и прислушался. Въ его ушахъ звучало:

— "Сынъ солнца! сынъ солнца"!

Казалось, то былъ голосъ Виндекинда. Только онъ одинъ звалъ его такъ; неужели онъ его теперь призывалъ?

Но въ это время онъ взглянулъ на блѣдное лицо, лежавшее рядомъ, и ему не хотѣлось больше прислушиваться.

— Бѣдный, милый отецъ! — сказалъ онъ.

Вдругъ звуки опять раздались около него, уже со всѣхъ сторонъ, такъ сильно, такъ могуче, что онъ задрожалъ отъ необыкновеннаго умиленія.

— "Сынъ солнца! Сынъ солнца"!

Іоганнесъ поднялся съ своего мѣста и выглянулъ въ садъ. Какой свѣтъ! Какой чудный свѣтъ! Онъ заливалъ всѣ верхушки деревьевъ, блестѣлъ въ травѣ и искрился въ темныхъ тѣняхъ. Онъ наполнялъ весь воздухъ вплоть до синей выси, гдѣ зарождались впервые вечернія облачка.

За зеленой лужайкой, между деревьями и кустами, виднѣлись холмы дюнъ. На ихъ верхушкахъ горѣло яркое золото, а въ ихъ тѣни отливало синевою неба.

Спокойно раскинувшіяся дюны, казалось, были покрыты одѣяніемъ изъ нѣжныхъ цвѣтовъ. Ихъ легкія, едва уловимыя очертанія дѣйствовали на душу умиротворяюще, подобно молитвѣ. Іоганнесъ опять почувствовалъ себя такъ, какъ тогда, когда Виндекиндъ училъ его молиться.

Да не онъ ли это — та свѣтлая фигура въ голубомъ плащѣ? Тамъ что-то мерцаетъ среди свѣта въ золотисто-голубомъ туманѣ... Не Виндекиндъ ли это манитъ его?

Іоганнесъ выбѣжалъ на солнце и замеръ на мгновеніе. Его охватили чары свѣта, и онъ не смѣлъ пошевелиться среди всеобщей тишины.

Свѣтлое видѣніе не исчезало. Это былъ Виндекиндъ! Несомнѣнно — онъ. Сіявшая голова съ золотистыми волосами была обращена въ нему, ротъ полуоткрытъ, какъ будто онъ его звалъ къ себѣ. Онъ манилъ его правой рукой, лѣвою же что-то поднялъ кверху и держалъ высоко въ своихъ гибкихъ пальцахъ. Это что-то блестѣло и сіяло въ его рукѣ.

Съ крикомъ блаженнаго восторга, при видѣ сбывшейся надежды, бросился Іоганнесъ на встрѣчу милому видѣнію. Оно отдѣлилось отъ земли и неслось передъ нимъ съ улыбающимся лицомъ и манящей рукой. По временамъ оно касалось земли, при чемъ медленно наклонялось, потомъ снова легко и быстро поднималось и неслось далѣе, подобно сѣмени, гонимому вѣтромъ.