В какой-то из многочисленных ветвей Мультиверса так и произошло, и
— Что, я вас спрашиваю?
— Это зависит от того,» сказал я осторожно. Кто его знает, может, он играл со мной, как кошка с мышью, я тут начну распространяться о законах Многомирия, а он прервет меня неожиданным и точно рассчитанным вопросом, я ляпну что-то об Ире, может, о самом себе скажу нечто, совершенно, на мой взгляд, невинное, а он решит, что получил наконец признание или улику, вызовет дежурную машину и полицейского с наручниками… — Это зависит от того, к каким выводам вы пришли, прочитав медицинскую карту, поговорив со всеми… прочитав дневники…
О дневниках я сказал с очевидным даже для Учителя недоверием в голосе, он бросил на меня короткий взгляд, но доказывать ничего не стал, ждал, когда я отвечу на его вопрос.
— На вашем месте, сказал я, — я закрыл бы это дело по причине полного отсутствия доказательств чьей-то вины.
— По причине… — повторил он. — Говоря юридически: «за отсутствием улик».
— Примерно так, — согласился я.
— И все будут думать — не только сейчас, но до конца ваших дней, — что кто-то из вас убил Алекса Гринберга, но до приезда
полиции вы успели сговориться и сумели выгородить убийцу. Вы готовы жить еще… ну, сколько… сорок лет под таким прессом? — Я? Да.
Какой безумный разговор, Господи! Ни я, ни следователь не называли вещи своими именами, я так и не представлял, играет ли он со мной или вполне серьезно принимает к сведению идею Многомирия. Чего он хотел от меня на самом деле?
— А если, — сказал Учитель, — тот Алекс, который остался в живых… отец этого Игоря…
— Никогда! — воскликнул я, и следователь вздрогнул. — Никогда, — повторил я чуть тише, — в какой бы реальности Алик ни оказался, он не поставит своего сына в такие условия, чтобы тот хотя бы начал догадываться…
— Мальчик вырастет, и при его уникальных способностях… Что мог знать следователь об уникальных способностях Игоря?
— Когда он вырастет, — мрачно произнес я, — пусть решает сам.
— Ну да, — кивнул Учитель. — Сам. Конечно. Каждый сам творец своей судьбы. Пока он вырастет, то сможет и забыть о странном происшествии весенним вечером. Кстати, как вы думаете, Матвей, тот я… Я имею в виду в параллельном мире тоже ведь есть следователь по фамилии Учитель, приехавший разбираться в…
— В чем? — Я пожал плечами. — Там ничего не случилось, верно? Жена поругалась с мужем из-за любовницы. Замахнулась на мужа ножом, но ведь не ударила же! А если ударила, то не попала. А если попала, то ничего при этом не произошло.
— На ноже должна быть кровь, — покачал головой следователь. — Если рассуждать по-вашему. Ей показалось, что не попала, потому что никакой раны, верно… А на ноже — кровь. Представляете, как она испугалась?
Он это говорил серьезно, он действительно думал так, как говорил, или играл со мной по правилам моей игры, ни на минуту не поверив ни в Многомирие, ни в собственное
— Алик, придя в себя после ссоры, понял, что случилось на самом деле, — сказал я.
— Вы думаете, он понял? — быстро спросил Учитель.
— Господи… — пробормотал я. — Если поняли вы… Или считаете, что поняли… Конечно, Алику все стало ясно сразу. Я вот думаю: как он… Я бы не хотел оказаться на его месте — там…
— Самим ведь собой, — задумчиво произнес следователь.
— Да. Самим собой. Но все равно другим. Другим — для тех, кто… Ну, вы понимаете.
— Надеюсь, — вздохнул Учитель. — Хотя все это, конечно… Как говорится, в протокол не запишешь.
Из комнаты Игоря вышла Ира, закрыла за собой дверь и прислонилась к притолоке. Она оглядела нас обоих, медленно подошла, села, положила на стол руки и спросила безжизненным голосом:
— Когда можно будет похоронить Алика? Вы обещали…
— Да-да, — пробормотал следователь. — Ирина, я думаю, что в Абу-Кабире уже все закончили, и в Хевра Кадиша* они тоже позвонили… Завтра… Конечно, завтра можно будет похоронить.
— Не представляю; — сказала Ира, ни на кого не глядя, — как Анна Наумовна будет жить… Я бы не смогла…
— У нее есть вы, — с мягкостью, какой я от него не ждал, произнёс следователь. — И Игорь.
— А у нас? — Ира подняла взгляд и посмотрела на Учителя в упор. — Кто есть у нас?
Следователь, кажется, хотел сказать умное и ободряющее слово, но сдержался и только кашлянул. Напряжение нарастало, будто где-то, в невидимом для нас космосе, кто-то передвигал ручку на пульте гигантского трансформатора, управляющего человеческими эмоциями. Мне показалось, что сейчас начнет светиться воздух, и если не уменьшить степень накала…
В кармане завибрировал мобильник, я успел вытащить его и нажать на кнопку включения прежде/чем аппарат начал играть Песню Сольвейг.