Маленький Левиафан

На столе в кухне стояла большая запотевшая крынка с молоком. Мать собиралась снять с поверхности молока отстоявшиеся сливки, чтобы потом сбить из них масло. Молоко у их коровы было очень жирным, и слой сливок получился довольно толстым. И Доминику очень сильно, ну просто нестерпимо захотелось немного этих сливок отхлебнуть. Он осмотрелся по сторонам, убедился, что на кухне никого нет, наклонил крынку и прильнул к ней губами. И в этот момент тяжёлый сосуд вывернулся из его рук и грохнулся на пол. Доминик даже не успел испугаться, а тем более смыться (тогда можно было бы свалить всё на кота). На шум прибежал отец и застал Доминика на месте преступления: он стоял в молочной луже среди глиняных черепков. Родителям было некогда, и пострадало только ухо, за которое потаскал его отец. Это было больно, но легко можно было пережить, Доминик привык к такому наказанию. Хуже другое. Родители раздумали брать его на ярмарку. «Только мешать нам будешь, да шкодить. Мы едем работать, а не бездельничать. А у тебя одно баловство на уме», — сказали они и уехали, не забыв напоследок загрузить его домашней работой: надо было прополоть несколько грядок, задать корма курицам и свинье и помыть пол в хате. Ну и присмотреть за младшим.

Когда телега исчезла из вида, Доминик и не подумал заняться порученными делами. Он был зол на родителей, его душили слезы. Хотелось кому-нибудь пожаловаться на жестокость взрослых, и он отправился к своим дружкам. Но к какому бы дому Доминик не пподходил, нигде его друзей не было. Приятели уехали со своими родителями на ярмарку. Все, все до единого. Все, кроме него. Это было последней каплей. Дальше терпеть подобную несправедливость было невозможно. Доминик решил сбежать из дома. Для начала он надумал отправиться пешком в тот самый городок, где была ярмарка и постараться проникнуть в балаган. А там соврать циркачам, что он сирота и попросить взять его с собой. Да, он будет бродить из города в город, обучится разным трюкам, везде побывает, всё увидит. Начнётся другая жизнь! От этих мыслей Доминик сразу повеселел и бодро зашагал по дороге в ту сторону, куда уехала телега его родителей.

Впрочем, далеко уйти ему не удалось. На околице он заметил незнакомую женщину. Она стояла и с улыбкой смотрела на Доминика. Когда они поравнялись, она всё с той же улыбкой произнесла:

— Какой милый мальчуган! Не каждый день можно встретить такого! Но что я вижу? На щеках следы от слёз! Скажи, тебя кто-нибудь обидел, мой дорогой? Поведай мне, кто причинил тебе огорчение, я постараюсь защитить тебя!

И Доминик (сам потом мог не понять, зачем, наверное, ему очень хотелось кому-то пожаловаться) рассказал незнакомой женщине про все свои сегодняшние злоключения. И про молоко, и про то, что родители не взяли его на ярмарку. И что он решил сбежать из дома и прибиться к балагану. Женщина слушала его с большим вниманием, и на её лице читалось негодование:

— Какие жестокие люди! У них нет сердца! Так огорчить ребёнка! И как можно загружать маленького мальчика таким количеством тяжёлой работы!

Потом она сказала, что живет здесь неподалёку, что у неё прекрасный дом, где есть такие чудеса, что ярмарочный балаган ни в какое сравнение с ними не идёт. Она всё ему покажет. А ещё подарит ему целую гору игрушек и сладостей. Он может остаться в её доме сколько захочет, хоть навсегда! У неё есть всё, чего только можно пожелать. Всё, кроме детей. А мальчика она полюбила, как только увидела, и будет счастлива, если он захочет быть её дорогим сынком.

От этих слов у Доминика кружилась голова и радостно билось сердце. Он будет жить в роскоши и богатстве, целыми днями развлекаться и навсегда позабудет про опостылевшие домашние дела. Когда родители будут приходить к нему и умолять вернуться, он и не посмотрит в их сторону! Пусть теперь плачут и сокрушаются.

За этими мыслями Доминик даже не заметил, что они подошли к дому, стоящему за кованой чугунной оградой. Тут он вспомнил, что в селе об этом доме говорили нехорошие вещи, и взрослые категорически воспрещали детям подходить к нему. Вспомнив это, Доминик остановился и взглянул на свою спутницу. И что удивительно: то ли он её вначале плохо рассмотрел, то ли она действительно изменилась, но только выглядела она теперь иначе, чем когда они повстречались. Во-первых, она стала красивее и моложе. Во-вторых, на ней уже была не обычная одежда из сукна домашней выделки, а переливающееся шелковое чёрное платье, отделанное тончайшими кружевами и вышивкой. И, наконец, обычная неприметная причёска незнакомки, спрятанная под чепцом, сменилась целым каскадом каштановых кудрей, свободно рассыпавшихся по плечам. Доминик замер от изумления, а дама обняла его за плечи и спросила:

— Ну, что же ты остановился, милый? Уж не слышал ли ты чего плохого о моём жилище? Не верь. Люди мне просто завидуют. Пойдём, и ты сам в этом убедишься.

И женщина крепко взяла мальчика за руку (он сказал — «вцепилась») и повлекла его за собой.