Маленький лорд Фонтлерой

— Он довольно плохой арендатор, — возразил его сиятельство. — У него всегда что-нибудь не ладится, как я слышу от Ньюика.

— Он теперь в очень затруднительном положении, — сказал ректор. — Он очень любит жену и детей, и если отнять у него ферму, то им придется буквально умирать с голода. Он не может доставить им необходимой для них здоровой, питательной пищи. Двое из детей очень плохи после болезни, и доктор велит давать им вино и еще кое-что укрепляющее, а у Хиггинса нет на это средств.

При этих словах Фонтлерой сделал еще шаг вперед.

— То же самое было и с Михаилом, — сказал он.

Граф слегка вздрогнул.

— Про тебя-то я и забыл! — сказал он. — Я забыл, что у нас здесь есть филантроп. Кто такой Михаил?

И в его глубоко сидящих глазах снова мелькнула искра удовольствия.

— Это муж Бриджет, у которого была лихорадка, — ответил Фонтлерой, — он тоже не мог заплатить аренды и купить детям вина и прочего. А вы дали мне денег, чтобы помочь ему.

Граф как-то особенно сдвинул брови, но в этом движении не было и тени свирепости. Он вскинул глаза на пастора.

— Не знаю, какой из него выйдет землевладелец, — сказал он. — Я велел Хавишаму исполнять все желания мальчика — какие бы они ни были — а желания его, повидимому, заключались только в том, чтобы подавать нищим.

— О, нет! Они совсем не нищие, — горячо вступился Фонтлерой. — Михаил отличный каменщик! Они все работали!

— О, еще бы! — сказал граф, — совсем не нищие. Это были все отличные каменщики, чистильщики сапог и торговки яблоками.

Он замолк, остановив на минуту свой взгляд на мальчике. Дело в том, что ему пришла новая мысль, вызванная если и не самыми добрыми побуждениями, но все-таки мысль не дурная.

— Поди сюда, — сказал он наконец.

Фонтлерой приблизился к нему, насколько было возможно, не тревожа его больную ногу.

— Что сделал бы ты в этом случае? — спросил его сиятельство.

Нужно признаться, что м-р Мордаунт испытал в эту минуту странное ощущение. Будучи человеком весьма рассудительным и прожив столько лет в Доринкурском имении, зная всех арендаторов, бедных и состоятельных, зная, кто был честен и работящ, кто ленив и порочен, он прекрасно понимал, какая власть будет со временем находиться в руках этого маленького мальчика, который, глубоко заложив в карманы ручонки, широко смотрел своими карими глазами. Он подумал также о том, что значительная доля власти, вследствие каприза гордого, своенравного старика, перейдет, пожалуй, к новому лорду уже теперь и, если последний не окажется простым и благородным ребенком, может принести величайшее несчастье не только другим, но и ему самому.

— Так как же поступил бы ты в подобном случае? — повторил граф свой вопрос.

Фонтлерой пододвинулся еще ближе и с самым доверчивым видом положил руку на его колено.

— Если бы я был богат, — сказал он, — и не был таким маленьким мальчиком, я бы оставил Хиггинса и дал, что нужно, для его детей; но ведь я еще мальчик. — Затем, остановившись на секунду, с просветленным выражением лица, он прибавил: — А вы, вы ведь все можете сделать?

— Гм! — отозвался лорд, пристально глядя на него. — Ты так думаешь? — И он произнес это не без удовольствия.

— Я думаю, что вы можете всякому дать, что хотите, — сказал Фонтлерой. — Кто это Ньюик?

— Это мой приказчик, — отвечал граф, — и некоторые из моих арендаторов его недолюбливают.

— Вы сейчас напишете ему письмо? — осведомился Фонтлерой. — Принести вам перо и чернил? Я могу убрать игру со стола.

Очевидно, ему и в голову не приходило, что Ньюику позволят принять какие-нибудь строгие меры.

С минуту граф помолчал, продолжая смотреть на внука.

— Ты умеешь писать? — спросил он.

— Да, — ответил Кедрик, — только не совсем хорошо.

— Убери это со стола, — распорядился граф, — и принеси перо и чернила да листок бумаги с моего письменного стола.

М-ра Мордаунта начало интересовать происходившее перед ним. Фонтлерой быстро исполнил данное ему поручение: через минуту лист бумаги, чернильница и перо были готовы.

— Вот! — сказал он весело, — теперь вы можете написать.

— Ты будешь писать, — сказал граф.

— Я! — удивленно воскликнул Фонтлерой, и румянец выступил у него на лице. — Будет ли годиться мое письмо? Я не всегда правильно пишу, если у меня нет словаря и никто не говорит мне, как писать.

— Ничего, — ответил граф. — Хиггинс не взыщет. Филантроп не я, а ты. Обмакни перо в чернила.

Фонтлерой взял перо и обмакнул в чернильницу; затем уселся, облокотившись на стол.

— Что же теперь написать? — спросил он.

— Можешь написать: Хиггинса можно пока не тревожить, — и подпиши: Фонтлерой, — сказал граф.

Фонтлерой еще раз окунул перо в чернила и, оперевшись рукою, начал писать. Дело шло несколько медленно, но он относился к нему с великим усердием и важностью. Через несколько минут, однако, послание было готово, и мальчик вручил его деду с улыбкой, сквозь которую проглядывало некоторое беспокойство.

— Вы думаете — оно годится? — спросил он.

Граф посмотрел на бумагу, и углы его рта несколько искривились.

— Да, — отвечал он, — Хиггинс найдет это вполне удовлетворительным. — И он передал записку м-ру Мордаунту.