Маленький мудрец

– Олег. Нас учил Олег. Но больше – Коку. У каждого была своя роль. Я – истерика. Кока – кошмар.

– Макс, – подошел к нему вплотную Юрий Архипович. – Давай расставим все по своим местам. Ты, будем говорить, бандит. Статей на тебя в уголовном кодексе пальцев не хватит загибать. Это раз. Если Евгений напишет заявление – это будет два. А если поднимут протокол допроса Юку Тамма, это будет три. Ты – известен теперь весь с потрохами. Это – четыре. Мы можем сегодня же обратиться в прокуратуру. Это пять.

– Работу имеешь какую-нибудь? – спросил я.

– На сервисе там одном – мойщиком.

– Оттуда я его и забрал, – вставил Юрий Архипович.

– Там никто ничего не знает. Моет машины, и все.

– Макс, – сказал я, – мы – частное сыскное агентство. Мы расследуем убийство твоего приятеля. Ты должен нам помочь.

– А вы не…

– А мы не. Мы не расследуем разборки на дорогах. Мы расследуем убийство.

Викинг смерил меня недоверчивым взглядом.

– И ты… вы – тоже?

– Я директор этого агентства.

– Что я должен делать?

– Ничего особенного. Просто расскажи, что знаешь.

– О чем?

– Ну, вот Олег. Что за Олег? Ездил ли он с вами раньше? Когда вы прихватили Евгения, он ли был третьим?

– Он, – кивнул Макс. – Он придумал все и проводил репетиции.

– Репетиции?

– Да. Он говорил, что это, типа, спектакль, а спектакль требует, типа, репетиций.

– Машина Олега?

– Нет, Кокина тачка, в смысле Николая. Ему отец подарил.

– Иван Никитич? Ты же говорил; что он жадный.

– Да жадный, жадный. «Девятку» подарил не новую, блин. Сыну, блин. Не жадный?

Мы, все трое, только развели руками, но спорить не стали. Переубеждение запущенного юноши не входило в наши планы.

– А фамилия Олега?

– Не знаю, он не говорил.

– А что говорил? Адрес? Телефон?

– Мобильный только.

– Евгений, запиши. А как он выглядит, этот Олег?

– Никак. Невзрачный, блин.

– А одет?

– Да тоже никак: куртка черная, кепка черная, и все.

– Пол-Москвы так ходит.

– Я и говорю.

– Рост?

– Средний. Пониже меня. Голос тихий. Смеется редко. Серьезный пацан. Все.

Когда Макс ушел, я спросил Евгения:

– Деньги от Кулибина поступили?

– Поступили.

– Звони своему тезке. Надо «пробить» этого Олега таинственного. И дай что-нибудь поесть, я совсем обессилел.

Но фирменной яичницы я не дождался. Уснул.

Коммерческое творчество тоже творчество

Относительно детей Кулибина проще всего было спросить у него самого. Но он был неколебим, как скала: не отвечал ни на какие вопросы, даже – на самые безобидные. Мы так и не узнали, кто у него: мальчики, девочки или, так сказать, смешанный состав. И – сколько. Прозвучало слово «дети» при первом знакомстве – стало быть, не один ребенок. А сколько именно и какого возраста – тайна. Давить на нашего клиента не имело смысла: он нервничал и замыкался. И свертывал телефонный разговор.

Я решил ознакомиться с рабочим местом Ивана Никитича, а если повезет – то и с его супругой, главным бухгалтером фирмы.

Кулибин принял нас с Евгением в небольшом скромном кабинете в одном из немногих сохранившихся старых двухэтажных домов недалеко от Третьяковской галереи. На работе Иван Никитич выглядел совсем по-другому, чем возле нашего журнального столика. Он был полон какой-то веселой энергии, говорил легко и ясно, легко и ясно, вот что удивительно! При этом у него не было прихожей с секретаршей, то есть доступ в кабинет был свободен. Никто этим, однако, не злоупотреблял. Если человек заходил, то по какому-то конкретному вопросу, показывал бумаги, получал разъяснение или подпись и быстро удалялся.

Секретарша, впрочем, наличествовала. Она сидела в этом же помещении за отдельным столиком с компьютером и принтером. Среднего возраста, очень серьезная и очень занятая. Поодаль у стенки стоял копировальный аппарат, связанный кабельной косой с компьютером. Кулибин часто говорил по телефону, разговоры были короткими, деловыми и – по мобильнику. Я подумал, что при фиксированном тарифе руководителю удобней иметь одну линию связи, чем несколько. К тому же с секретаря снимается нагрузка допуска-недопуска абонента к уху шефа.

– Кофе? – спросил хозяин кабинета.

– Да, спасибо, не откажемся.

– Минуточку.

И Иван Никитич сам (сам!) включил электрочайник и достал из шкафчика посуду, сахар и растворимый кофе. Каждый из нас получил свою чашечку в руку, поставить ее можно было только на подлокотник легкого кресла. И никаких конфет-печений. Все это не располагало к неторопливому кофепитию, а, напротив, ускоряло процесс. Казалось, вся обстановка говорила: «Мы ведь собрались здесь дело делать, а не кофе смаковать». Тем не менее он получал явное удовольствие от этого «офисного» напитка и вообще был в приподнятом настроении.