Маленький незнакомец

Тут я заметил шагреневый футляр, который в начале разговора машинально опустил на столик. Я метнул в Каролину тяжелое золотое кольцо. К своему стыду, признаюсь, что бросил сильно, желая попасть. Каролина увернулась, и кольцо вылетело в открытое окно. Видимо, оно задело створку, потому что в тишине дома грянул хлопок, похожий на выстрел духового ружья, и на красивом старинном стекле появилась трещина.

Это меня испугало. Я увидел, что Каролина тоже испугана.

— Ох, простите… — Я протянул к ней руки, но она отпрянула, точно ошпаренная, и меня замутило от гадливости к себе.

Я выскочил из комнаты и едва не столкнулся с Бетти, которая несла нам чай. Глаза ее возбужденно горели в предвкушении чудесного свадебного наряда мисс Каролины.

14

Вряд ли я сумею описать свое состояние в первые часы после того, что случилось. Сама дорога домой стала пыткой: словно подстегнутые ездой, мысли мои вертелись, как бешено раскрученные юлы. В довершение несчастий на въезде в Лидкот я увидел Хелен Десмонд, которая радостно замахала рукой; было нельзя не остановиться и не переброситься парой фраз. Она что-то спросила о свадьбе, а мне не хватило духу сказать о том, что сейчас произошло между мной и Каролиной, и потому я кивал и притворно улыбался, обещая непременно все обсудить с моей невестой. Бог весть что обо мне подумала Хелен. Я чувствовал свое застывшее в маску лицо и слышал свой придушенный голос. Наконец я от нее отвязался, сославшись на срочный вызов. Как назло, дома меня ждало сообщение о тяжелом случае в двух милях от поселка. Мысль о том, чтобы вновь сесть за руль, меня устрашила — я бы точно слетел с дороги. После мучительного минутного колебания я написал Дэвиду Грэму записку с просьбой подменить на вызове и, если возможно, вечернем приеме, поскольку меня сразило жуткое желудочное расстройство. Домработнице я поведал ту же легенду и отпустил ее домой, после того как она отнесла Дэвиду записку и вернулась с сочувствующим ответом. Едва она ушла, я вывесил на дверь объявление, задвинул щеколду и задернул шторы. За окном деловито сновали тени прохожих, а я сидел в сумрачной комнате и, давясь, стакан за стаканом пил темный херес.

Ничего другого я делать не мог. Спиртное не брало; казалось, голова вот-вот лопнет. Лишиться Каролины было само по себе тяжело, но эта потеря означала еще большую утрату. Я буквально видел, как от меня уплывает все, на что я рассчитывал и надеялся! Как жаждущий, я потянулся к источнику, который оказался миражом и превратился в прах. Впереди маячила острая боль унижения. Я подумал о тех, кого придется известить о разрыве: Сили, Грэм, Десмонды, Росситеры и прочие. В воображении возникли их сочувственные, жалостливые лица, но я предполагал, что за моей спиной сочувствие и жалость превратятся в злословие и злорадство… Это было невыносимо. Я вскочил и зашагал по комнате, словно недужный, что ходьбой пытается унять боль. Херес я пил прямо из горлышка, вино текло по подбородку. Когда бутылка опустела, я поднялся наверх и стал рыться в шкафу, ища спиртное. Нашлись фляжка бренди, пыльная бутылка тернового джина и запечатанный маленький бочонок польского спирта, который еще перед войной я выиграл в благотворительной лотерее, но так и не отважился попробовать. Смешав из них ядреное пойло, я залпом его опрокинул, задыхаясь и кашляя. Конечно, лучше бы принять успокоительное, но, видимо, я хотел оглушить себя пьянством. Помню, в рубашке я валялся на кровати и все пил и пил, пока не вырубился. Ночью меня сильно рвало. Потом я задремал, но вскоре очнулся от холода. Разбитый и снедаемый стыдом, я скорчился под одеялом, однако уже не уснул и только смотрел в сереющее окно. В голове моей струились мысли, безжалостно ясные, точно ледяная вода. Да, ты ее потерял. Размечтался! Посмотри на себя! На кого ты похож? Ты ее не стоишь.

Но когда я встал и через силу сварил себе кофе, инстинкт самосохранения изловчился слегка подправить мое настроение. Начинался теплый весенний денек, ничем не отличавшийся от вчерашнего, и казалось невозможным, чтобы между одним и другим рассветом все так катастрофически переменилось. Жалящая боль от слов и поступка Каролины утихла; мысленно проиграв вчерашнюю сцену, я подивился тому, что так серьезно все воспринял. Она измождена, угнетена и все еще в шоке от мрачных событий, закончившихся смертью матери, говорил я себе. Уже давно она взбалмошна, ею беспрестанно овладевают странные идеи, но всякий раз тебе удавалось ее урезонить. Наверняка это был последний безумный всплеск, кульминация ее тревоги и усталости. Наверняка ты опять мог ее уговорить. Я уже в это верил. Пожалуй, она сама этого хотела. Возможно, она меня проверяла, желая получить нечто, чего пока я не сумел дать.