Маленький ныряльщик

Опять гасим турбину, втягиваем шноркель и погружаемся еще на два метра. Скорость два узла. Мы держимся поодаль от военных кораблей, маячащих перед Александрией. Часть их удалось опознать, но многие или повернуты неудачно, или закрыты. Между ними снуют паровые катера. Некоторые движутся в сторону берега. Идет копошение на береговых батареях. Справа видно торговое судно, выходящее из закрытой гавани.

* * *

Идет время, но декорации не меняются. Никаких сигналов между кораблями, кроме приглашения капитанам явиться на флагман, нам прочитать не удалось. Мы все больше ходили самым малым ходом на глубине метров двадцать, всплывая под перископ только время от времени. Тут мотается довольно много шхун и катеров, показывать которым из-под воды нечто странное категорически не хочется.

Вот и рыбацкие лодки потянулись к берегу. Солнце клонится к западу. Нам пора отходить в море, потому что в эту эпоху ничего важного на ночь глядя не затевается, а проветрить помещение желательно. Удалившись на пару миль, подняли «шноркель» и включили вентиляцию. Наверное, зря мы так поторопились – воздух идет жаркий и, на вкус, несет в себе пыль.

Отменил.

* * *

Ночью всплыли и тогда уже сделали все, что нужно. И свежим воздухом подышали, и зарядились. А утром – снова к берегу. Опять день нервного дежурства. Правда, теперь мы уже разобрались в том, кто есть где. В смысле, где французская эскадра, а где британская.

Второй день нашего фланирования у Александрии выдался на редкость скучным. Обе эскадры – английская и французская – пребывали в неподвижности. Трубы их не дымили, и перемещения маломерных судов проходили вяло. Мы держались мористее на значительном расстоянии так, чтобы наблюдать общую панораму. Проходили пару миль на восток, разворачивались и возвращались, поднимая перископ буквально на несколько мгновений только для того, чтобы убедиться – никаких изменений не происходит.

В составе британской группировки нам удалось насчитать восемь броненосцев. Про пять из них Макаров определенно высказался – их силуэты поддались идентификации. Про три других уверенности в том, что они собой представляют, не было. Еще не менее трех кораблей меньшего размера стояли ближе к берегу, и даже их точное количество оставалось для нас тайной – многие участки не просматривались, закрытые корпусами.

Разглядыванием французов со вкусом позаниматься не удалось – они держались западнее и были повернуты в нашу сторону носами – не самый удачный ракурс.

Степан Осипович высказывался в смысле подойти поближе и разглядеть все хорошенько с удобного ракурса, но я не повелся.

– Нам предписано египтян в обиду не дать и себя не показать. Так что смирим любопытство. Пока все тихо, держимся поодаль и поменьше выставляем перископ, – чуть помолчал и добавил: – Очень уж яркое освещение – идеальные условия для наблюдения за морем. А сигнальщики – народ глазастый.

Мне, сказать по правде, рисковать не хотелось ни в малейшей степени. Нынче ночью из-за посторонних звуков пришлось снижать мощность турбины, и душу мою терзали сомнения, когда и как провести ее ревизию. По грубым прикидкам выходило, что этой ночью зарядиться мы сможем, а вот следующей – нет. Не успеем на половинной скорости вращения генераторов наработать достаточно энергии, и тогда ходовые ресурсы существенно упадут.

В общем, пока мы тут под водой тихо бродим туда-сюда, стоит разобраться с важнейшим агрегатом.

Консилиум специалистов, собранный в центральном посту вокруг тумбы перископа, согласился с этим решением, и вскоре в машинном отделении зазвенели гаечные ключи и выражения: «Да чтоб тебя…» мастеровых стали чередоваться с: «Не соизволите ли сойти с моей ноги». Пролетарии физического труда и труда умственного как могли объединяли усилия в достижении общей цели. В корме шкыркал напильник, отчего первая вахта обмотала головы полотенцами – противные звуки, передавались по железному корпусу, словно по звукопроводу, и не давали уснуть. Трижды сменили патроны в поглотителях углекислоты и дважды восстанавливали оба фильтра, успевшие нахвататься пыли.

Потом защипало в глазах, а анализаторы содержания кислорода показали расстояние от Одессы до Жмеринки. Пришлось принудительно сменить атмосферу за счет примитивной продувки лодки воздухом – разлили какой-то растворитель, как бы не ацетоново-спиртовый.

Эта лужа полыхнула, но я не велел гасить – она была маленькая. Прогорело все в полминуты, и мы снова поменяли воздух в лодке. После этого выяснилось, что ветошь, которой протерли разлитое масло, ужасно воняет, и ее спустили в гальюн, который тут же забился. Затем мне пришлось срочно восстанавливать анализатор содержания кислорода, отравленный органикой – благо запчасти с собой у нас имелись практически от всего.