И я придерживался этого решения всю остальную часть ночи, хотя мне пришлось вынести очень тяжелое испытание. Когда прошла первая тревога в полиции, когда труп в мешке отвезли в дом для усопших, когда полицейский инспектор допросил Неда и отослал его в арестантскую, я очутился в приемной комнате полицейского дома, окруженный целой толпой полицейских. Все они собрались около меня, все были необыкновенно ласковы и разговорчивы. Они задавали мне разные вопросы, угощали меня кофе, дали мне надеть сухое платье, налепили мне кусок пластыря на лоб, который я сильно рассадил, выскакивая из телеги.
Мне показалось даже, что, пожалуй, полицейские в самом деле могут сделаться моими друзьями, но слова Неда Перкса, что «закон за всем не усмотрит», звучали в моих ушах и заставляли меня держать себя крайне осторожно. Инспектору полиции хотелось, главное, узнать адрес мистера Бельчера; Джозеф объявил, что я сказал ему адрес, но он его не запомнил. Я же твердо стоял на том, что совершенно забыл адрес, и ни за что не соглашался назвать его. Тогда инспектор, обращавшийся со мной до тех пор очень ласково, вдруг сделался суровым и строго заметил мне, что завтра меня заставят говорить. Я не поверил ему, а между тем дело вышло так, как он предсказывал.
Глава XXIV. Я убегаю от закона и его исполнителей, чтобы избавиться от страшных последствий своей болтовни
На другой день мистера Перкса и меня привели в суд для допроса. Должно быть, судьи уже знали о моем намерении как можно меньше говорить, и один из них, седой, в зеленых очках, принял меня так сурово, что на меня сразу напала робость.
– Смотрите на меня, мальчик! – приказал судья, ударив рукой по столу так громко, что у меня захватило дыхание.
Я взглянул на него и струсил еще больше; он смотрел прямо на меня своими зелеными глазами, а двадцать полицейских покорно стояли вокруг, готовые повиноваться малейшему его знаку.
– Не смотрите на арестанта, мальчик (в это время Нед Перкс кашлянул и я повернул голову в его сторону), смотрите постоянно сюда! Понимаете ли вы, что значит давать присягу?
Моульди, особенно любивший разговоры, касавшиеся суда, объяснил мне это, и потому я ответил:
– Это значит целовать Евангелие и клясться, что если соврешь, так будешь наказан.
Глаза мои были прикованы к уставленным на меня зеленым очкам, так что у меня навернулись слезы, как будто я смотрел на солнце.
– Да, если вы, дав присягу, соврете, – все тем же строгим голосом продолжал судья, – вы будете строго наказаны, вас сошлют за море на каторжные работы. Приведите его к присяге, экзекутор, а вы, подсудимый, не смотрите на свидетеля, пока его допрашивают.
Как я мог не говорить при таких условиях? Судья был такой суровый человек. Он, казалось, знал все дело и предлагал мне такие вопросы, на которые я волей-неволей вынужден был подробно отвечать. Я рассказал все: как я ушел из дому, как миссис Уинкшип поместила меня к мистеру Бельчеру, какой разговор у меня был с Сэмом по поводу чистки церковных труб, словом все, до той самой минуты, когда, испуганный появлением мертвой руки, я выпрыгнул вон из телеги. После меня лесничие Томас и Джозеф дали свои показания, а затем было решено отложить дело на неделю, чтобы полиция успела поймать мистера Бельчера и доставить его в суд.
– Мальчика лучше всего отправить домой к родителям; кто поведет его, тот пусть построже внушит его отцу, что через неделю непременно надо опять привести его сюда! – сказал судья в зеленых очках.
Суд занялся другим делом, а я вышел на улицу вместе с лесничими и несколькими полицейскими. Они потолковали о чем-то между собой, и все вместе вошли в соседний трактир, а я, едва сознавая, что делаю, поплелся вслед за ними. Я был совсем ошеломлен; ошеломлен не ослепительным блеском зеленых очков, не тем, что мистера Перкса опять повели в арестантскую. Нет, меня ошеломили ужасные слова: «Мальчика всего лучше отправить домой к родителям!» Эти слова довершили беду, какую я на себя навлек тем, что вмешался не в свое дело.
«Лучше отправить домой!» Лучше, чтобы я явился к отцу с полицейским, который расскажет ему о моих отношениях с гробокопателями и о том, что меня поместила к ним ни в чем не виноватая миссис Уинкшип! Да он просто убьет и меня, и бедную старуху! И этим-то я отблагодарю ее за доброту! Нет, это слишком ужасно! Я должен сделать что-нибудь, чтобы предотвратить это несчастье, и я сделаю, непременно сделаю, хотя бы для этого мне пришлось ослушаться страшного судьи в зеленых очках.