Маленький оборвыш

Мне необходимо было ускользнуть от моих теперешних сторожей, выбраться из Ильфорда и спрятаться в каких-нибудь лондонских закоулках. Я говорю «от моих сторожей», но на самом деле меня, казалось, никто не стерег. Я попробовал выйти из той комнаты, где лесничие и полицейские пили пиво, они не обратили на меня внимания, я вышел на двор, затем на улицу, никто не преследовал меня. Значит, я могу уйти без помехи! Но я знал, что полицейские – народ хитрый, что они следят за всяким исподтишка, и потому решил вернуться, посидеть некоторое время в распивочной и послушать, о чем там говорят. Оказалось, что полицейские говорили обо мне.

– А, вот и он! – заметил один из них, когда я вошел. – Ты бы держался поближе к нам, мальчик, а то, пожалуй, тебя схватит тот молодец с ружьем.

Это, должно быть, была шутка, потому что другой полицейский и лесничие засмеялись.

– А что, мальчик, – спросил один из полицейских, – рад ты будешь попасть домой и избавиться от всех опасностей?

Я знал, что если я скажу, что не хочу идти домой, то полицейский станет особенно строго присматривать за мной. Поэтому ответил:

– Конечно, я буду очень рад, я бы хотел поскорее пойти домой, теперь уж я больше не убегу.

– Ты знаешь дорогу отсюда домой?

– Отлично знаю, сэр. Можно мне прямо сейчас идти?

– Нет, ты не можешь идти туда, пока я не освобожусь от своих занятий и не отведу тебя. Это будет часа в четыре, когда кончатся заседания в суде. Но ты не обязан непременно сидеть здесь, ведь ты не арестант, а свидетель. Можешь пойти в полицейский участок, посидеть там или просто погулять по улице. Только не заходи далеко.

Я едва мог удержаться от выражения моего восторга при этих словах полицейского. Я не арестант, я свидетель и могу гулять!

– Благодарю вас, сэр, – произнес я и вышел из трактира с беспечным видом прогуливающегося человека.

Тихими, неторопливыми шагами пошел я по Ильфордской дороге, которая вела прямо к Лондону. Я переложил шиллинг, подаренный мне мистером Бельчером, из моих мокрых лохмотьев в карман сухого и удобного платья, данного мне в полицейском участке. На этот шиллинг я решил взять себе место в первой попавшейся телеге, которая будет ехать в Лондон. Счастливый случай избавил меня от этого расхода. Как только я завернул за угол улицы, так что дом суда скрылся из моих глаз, меня догнал экипаж, запряженный парой лошадей, с очень удобными запятками, не утыканными гвоздями. Я ловко вскочил на них и помчался к Лондону с быстротой десять миль в час.

Я проехал через большой и малый Ильфорд, доехал до самого Майл-Энда, но тут должен был сойти со своего удобного экипажа, благодаря низости одного мальчика моих лет. Ему также хотелось прокатиться даром, и, видя с досадой, что на запятках нет места, он стал требовать, чтобы кучер согнал и меня. Кучер, завязавший в это время интересный разговор с лакеем, сидевшим на козлах, был, вероятно, вовсе не благодарен маленькому негодяю, однако послушался его и согнал меня. Я был так рассержен на дрянного мальчишку, что не мог отказать себе в удовольствии надавать ему тумаков, хотя эта задержка в пути могла быть для меня опасной.

Конец дороги мне пришлось проделать пешком, но несмотря на это, я часа в два был уже около Уайт-Чепеля. Я совсем не знал этой части города, но под Арками я познакомился с несколькими мальчиками, пришедшими оттуда, и они рассказали, что это самое глухое место Лондона. В моем теперешнем положении мне именно это и было нужно: глухое место со множеством проходных дворов и извилистых переулков. Первым и величайшим моим желанием было укрыться здесь на некоторое время, пока не кончится несчастное дело о похищении трупов, и тогда… Впрочем, еще рано думать о том, что будет тогда; надо позаботиться о том, что делать теперь. Через какой-нибудь час ильфордские полицейские начнут обо мне беспокоиться, меня станут разыскивать, и потому мне прежде всего нужно куда-нибудь спрятаться.

Я прошел с дюжину узких и грязных переулков и, наконец, приютился в одной тихой съестной, где истратил на пищу четыре пенса из своего шиллинга. Хозяин лавки пускал у себя ночевать и давал постели за четыре пенса; поэтому я с его позволения остался в лавке до вечера, съел за ужином порцию супа за один пенс и затем улегся спать в довольно удобной постели.

Я был настолько утомлен, что мог бы заснуть немедленно, если бы меня не тревожили самые беспокойные мысли. Мое положение представлялось мне просто безвыходным и таким ужасным, каким оно не было никогда прежде. Со всех сторон грозили мне беды. Всего досаднее было то, что я сам создал себе все эти затруднения своими побегами. Прежде всего, я убежал из телеги и счел себя счастливым; потом я убежал от мистера Перкса, собиравшегося убить меня, и это было, конечно, большой удачей; наконец, я убежал от ильфордской полиции самым счастливым образом.