— Ну, твой Моульди просто дрянной лгунишка, ты бы сам скоро узнал это. Хорошо еще, что с тобой сделалась горячка, Джимми, и что она положила конец твоему воровству. Ведь ты больше уже не воровал?
— Нет, никогда! — отвечал я, решившись умолчать об ананасе.
Рассказ о моем побеге из работного дома сильно насмешил миссис Уинкшип, а описание бесчестной проделки со мной «джентльменов» привело ее в ярость.
— Экие подлецы — восклицала она — кабы я была мужчиной, я бы подкараулила их, да задала им такую трепку, что чудо!
— Хорошо, что хуже ничего не было, — произнесла она со вздохом облегчения, когда рассказ мой был кончен. — Конечно, и то худо, что сын моей милой Полли сделался нищим, но могло быть и еще хуже!
— Как нищим? Я не просил милостыни! — когда Марта встретила меня, я пел.
— Ну, это все равно, я в этом разницы никакой не вижу, — решительным голосом отвечала миссис Уинкшип.
— Я не знал, что это все равно, — проговорил я смущенным голосом, — я не хочу жить нищенством, я готов, пожалуй, бросить те четырнадцать пенсов, которые мне подали. — Где они?
— Ты уж лучше и не спрашивай, где они, тебе таких денег не нужно, Джимми. Они сделают добро тому бедняге, которому посланы, тебе не след тратить их на себя. Что она сказала о грязных тряпках, которые ты ей снесла, Марта, вместе, с деньгами?
— Она очень обрадовалась. Не знала просто, как и благодарить! Она сейчас же села выкраивать панталончики своему маленькому Билли.
Про какие это грязные тряпки они говорили? Неужели про мою куртку и мои панталоны? Пускай себе маленький Билли пользуется и ими, и моими четырнадцатью пенсами! Должно быть, моя благодетельница намерена позаботиться о моей одежде. Тот костюм, в который она нарядила меня теперь, был очень тепел и очень удобен, однако я не мог показаться в нем на улице. Но, может быть, я ошибаюсь, может быть, они толкуют совсем не о моих вещах. Надобно было поскорее рассеять своп сомнения. Я подумал несколько минут, как бы деликатнее начать разговор, и наконец, заметив на камине большую пуговицу, спросил:
— Нужна вам на что-нибудь эта пуговица?
— Нет, а что?
— Да не худо бы пришить ее к моей куртке, там не было верхней пуговицы с тех пор, как я ее надел.
— Ну, чего ее вспоминать, эту грязную ветошь! ты никогда больше не увидишь её, Джимми.
— Никогда не увижу? — с притворным испугом воскликнул я. — Как же это можно? Куртка была хоть и не важная, а все же лучше чем совсем остаться без куртки.
— Не беспокойся об этом, — сказала добрая женщина, гладя меня по голове: — у тебя будет куртка. Хорошо, кабы не было дела труднее твоей куртки.
— А что же такое труднее, — спросил я с любопытством — разве панталоны труднее?
Вопрос мой сильно рассмешил старуху.
— Нет, и панталоны не беда, Джимми, — сказала она, вдоволь нахохотавшись. — Главная трудность в том, что я буду с тобой делать? Оставить мне тебя у себя нельзя; ты сам знаешь, какая поднимется суматоха, если тебя найдут здесь!
— Конечно, я не могу здесь остаться, я сам этого боюсь, — поспешил я ответить.
— Хорошо бы отдать его к кому-нибудь в ученье, — спокойно произнесла Марта, продолжая свою работу, штопанье чулок.
— Хорошо-то хорошо! да кому отдать-то?
— Да вот я думала… только вы скажете: какое же это ремесло…
— Что такое?
— Да отдать бы его в трубочисты к братцу Бельчеру, он ведь держит мальчиков!
— Превосходно! — с восторгом воскликнула миссис Уинкшип: — вот это дело, так дело! Правда, Джимми?
Я из вежливости ответил:
— Да-с, конечно!
Но на самом деле вовсе не разделял восхищения миссис Уинкшип. Конечно, если бы мне предложили сделаться трубочистом в прошлую ночь, когда я, голодный и прозябший, лежал на навозной куче, я, может быть, с радостью согласился бы на это; но для мальчика, сытно поужинавшего, сидевшего на мягком диване и одетого в мягкую фланель, лазанье по трубам вовсе не представлялось приятным занятием.
— Как я рада, что эта мысль пришла тебе в голову, душа моя, — продолжала восхищаться миссис Уинкшип: — лучше этого ничего и выдумать нельзя. Во-первых, это ремесло, которому научиться легко и которым можно заработать себе деньги, и очень порядочные деньги. Дик Бельчер прежде был такой же бедный мальчик, как Джимми; во-вторых, он живет далеко отсюда и, главное, занятие трубами так меняет человека, что родной отец не узнает его, хоть встретится с ним носом к носу. Ну, это дело улажено; завтра же утром, Марта, поезжай в карете в Кемберуэль и привези с собой Бельчера.
Глава XX
Я знакомлюсь с мистером и миссис Бельчер, с Сэмом и Пауком
Благодаря миссис Уинкшип, я мог бы спать в эту ночь очень удобно на мягком диване, под чистой простыней и теплым одеялом. Но на самом деле я долго, очень долго не мог уснуть. Я все думал о той судьбе, какая мне готовилась, и чем больше я думал, тем меньше хотелось мне поступать в ученики к трубочисту. Я знал одного трубочиста который жил в переулке Фрайнгпен; у него было двое учеников, и жизнь их представлялась нам всем, мальчикам, настоящим мучением.