– Ну и что? Растёт, значит. Делает партийную карьеру.
– Карьеру в какой партии, Белочка?
– В «Яблоке».
– А вот и хренушки! В этом самом «Единстве» она! С провластной, державной, патриотической риторикой! Она выступала, как представитель молодёжного «Единства». Как тебе?
Я онемела. И пальцы тоже, потому что не могла печатать. Просто пялилась в экран, пытаясь осмыслить написанное Людкой. Как-как? Где-где? Этого не может быть, Людка ошиблась и спутала другую женщину с Полиной.
– Эй! Ты там в шоке? Откликнись, а то подумаю, что тебя инфаркт хватил!
Пришлось размять задубевшие холодные пальцы. Ничего себе у меня соматические реакции!
– Пытаюсь врубиться. Не получается.
– Во-о-от! И это ещё не всё. От КПРФ выступал – кто? Правильно, твой Тимурчик! КрасавЕц! Весь такой пылкий и страстный, готов умереть за дело Ленина-Сталина! Но и это ещё не всё!
– Господи, да что ж ещё-то может быть? Маринку, что ли, в ЛДПР узрела?
– А-ха-ха! Нет, хотя было бы круто, согласись! А узрела я – не поверишь! – отношения между этими двумя голубками – Полькой твоей и Тимурчиком.
– Отношения? Прямо там, в студии?
– А-ха-ха! Не в этом смысле. А как они друг с другом разговаривали, якобы дискутируя, а по сути дули в одну державную дуду, как смотрели друг на друга. Жаль, что ты не видела, ты б сразу всё поняла. Представляешь?
– Представляю…
И в этот момент у меня сложился паззл, разрозненные элементы мозаики, непонятные прежде, соединились в целостную, ясную картинку. Вот, в чём причина Полинкиного пропадания и не особенного желания со мной видеться. Вот, что означал тот шёпот над закрытой ладонью трубкой – и кому предназначался этот шёпот. Вот почему как бы случайно упомянув при нашей последней встрече Тимура, Полина смотрела куда-то в сторону, избегая моего взгляда. Но это глупо! Мне же совершенно по фигу, ни капли не волнует то, что Тимур с кем-то крутит любовь! Впрочем, нет. Именно Полина – самый невероятный и невозможный вариант, в который трудно поверить.
– Вот ты прям, Людка, сразу всё поняла про их отношения, как же!
– Белочка! Поверь моей наблюдательности. Там ещё какие отношения и уже давно! Ты б это видела! Какая-то вербально-мимическая порнография, честное слово! Эти взгляды, эти глазки, покусывание губок – тьфу! Они будто бы спорили между собой, кто больше родину любит – коммунисты или нынешняя власть и новорожденная партия. Если звук выключить и только смотреть – любовники обсуждают своё последнее соитие, если не смотреть, а только слушать – какой-то пленум цэка капээсэс…
– Знаешь, а плевать! Ради бога, на здоровье! Меня больше шокирует, что Полина изменила мировоззрение на прямо противоположное. Это под влиянием отношений с Тимуром? Но тогда почему не КПРФ? Или она сама? Или что?..
– Помнишь, я писала тебе: политики – это не люди, а говно. Ещё одно доказательство.
– Не торопись с выводами. Я с ней поговорю. Может, её в заложниках держат.
– Ну, если только…
Да, я с ней непременно поговорю и не по телефону. Глаза в глаза.
– Что случилось, Белочка? – испуганно спросила Полина, когда я, после звонка, сделанного из телефонной будки прямо у её подъезда, выманила подругу на улицу для «очень важного разговора». С непроницаемым лицом я выждала необходимую паузу, чтобы как следует напрячь Полину, а добившись своего (та изъёрзалась, будто ей срочно нужно по-маленькому), спокойным тоном произнесла:
– И давно это у вас, Ивашкевич?
Кровь бросилась ей в лицо. Странно, она не могла не ожидать вопроса. Всё-таки чего-то боится. Вот дура! Не того боится. И не ту.
– Белка! Виновата я, конечно. Давно у нас, давно. И давно надо было тебе сказать. Почему-то я не решалась.
– Неужели тебе могло в голову прийти, что я буду ревновать или протестовать?
– Не знаю… а вдруг… ведь так бывает? Боялась тебя рассердить.
– Ну, да, я ведь такая страшная.
Мы стояли перед её подъездом, не сказать, что было уютно и приятно в этот ноябрьский вечер. Правда, я подготовилась и оделась тепло, а Полина всего лишь накинула пальто на домашний костюм.
– Бел… может, всё-таки в дом пойдём? Холодно тут, – поёжилась Поля.
– А его там нет?
– Нет, что ты. Мы пока вместе не живём… хотя планируем. Скоро поженимся.
– Ясно. Всё равно не хочу идти к тебе. Давай зайдём в подъезд, раз тебе холодно, – великодушно согласилась я.
Теперь мы стояли возле почтовых ящиков в чистеньком и отремонтированном подъезде старого, но ухоженного дома. Пришлось отойти на максимальное расстояние от зорко глядящей на нас из надёжно сколоченной будки пожилой консьержки. Естественно, на её беду, говорили очень тихо.
– Понимаешь, Поля. На Тимура мне, ты даже не представляешь, до какой степени, плевать. Убивает другое.
– Что? – Ивашкевич тревожно вглядывалась в моё лицо. Напрасный труд, Поленька!
– Во-первых, враньё. Я считала тебя близким другом. Зачем же врать?
– Так и я тебя считаю, – торопливо заговорила Полина, – боюсь тебя потерять, потому боялась сказать!
Я поцокала языком, отрицательно мотая головой:
– Не бьётся. Ты избегала меня почти год, не звонила, будто пряталась, не рвалась встречаться. В итоге даже не знаешь, что у меня мама умерла.