Маленький памятник эпохе прозы

А как волшебно там зимой! В той сторонке-стороне мягкие зимы, и я представила, что мой (мой?) домик с садом под белым-белым снегом, с идущим дымком из трубы, превратится в ожившую картинку из любимой сказки далёкого детства. Как сладостно было читать эту сказку, лёжа в постели с жестокой простудой, под двумя одеялами, в тёплых носках и с замотанной шеей, поглядывая в тёмное окно, за которым мягкими хлопьями сыпался снег.

Голова закружилась, пока я разглядывала найденный вариант! То самое! Самое то. И цена… Денег от продажи одной квартиры хватало на это чудо и ещё оставалось и на обустройство, и что-то на счёт положить.

Хотела я погонять свою мечту в голове, прикинуть, как правильнее говорить с Юрой, на всякий случай поискать что-то ещё, как случился Беслан. 1 сентября 2004 года. Событие, повергшее меня в ужас от осознания того, где мы живём и что у нас творится.

Гибель детей. Нет, не так… Бесстрастное убийство детей! Детей!

Два года назад был Норд-Ост, из-за которого я долго не могла прийти в себя. Плакала по погибшим, из-за ужаса и жестокости произошедшего, жестокости и бездарности тех, кто должен был спасти людей. Ещё мне было до слёз жалко прекрасный мюзикл, который дал имя этой трагедии и из-за неё прекратил свое существование.

Норд-Ост у меня «болел» все годы, а тут ещё Беслан!

И в таком кровавом бардаке будет расти моя Сонечка? Нет! Трагедия оказалась последней каплей и здорово ускорила процесс принятия решения, дав сильнейший пинок к действию.

На следующий же день после расстрела детей, когда мы с Юрой сели ужинать, я, набравшись духу, выпалила:

– София не станет жить здесь. В этой стране.

Юра ничуть не удивился и почти сразу ответил:

– Согласен. Пока что рубим бабки, а как только, так сразу уедем. Считаешь, я сам об этом не думаю?

– Нет, не так.

Юра удивлённо взглянул на меня:

– Не понял. Что не так?

– Руби бабки, делай, как считаешь нужным. Но я с ней уеду в ближайшее время.

И рассказала ему про свой план, сразу объяснив, почему не подходит Израиль. Для чего мне понадобились «творческие люди»? Пришлось покривить душой, сказав, что с ними просто очень интересно, и я давно о таком мечтала. Про свои стихи я снова смолчала. Никак у меня не поворачивался язык. Не становились мы с Юрой по-настоящему родными.

– Там всё цивилизованно, да и страна приличная, – выкладывала я информацию. – В деревушке есть торговый центр, кафе, аптека. До ближайшего, как бы мы его назвали, районного центра пятнадцать минут на машине. А там и детская, и взрослая клиника, и бассейн, и другие полезные штуки. До большого города со всеми радостями – тридцать пять минут. Воздух, тишина, природа, горы. Я подсчитала: это не даст ничего заработать, но и не сожрёт денег, не разорит: гости будут сами платить за еду и, как это называется у вас, за трансфер. Вторая моя московская квартира будет сдаваться, как сдаётся – это мой ежемесячный доход. Как-то так. Что скажешь?

Юра отставил тарелку, сцепил ладони, положил на них свой англосаксонский подбородок и задумался. В кухне надолго воцарилась тревожная для меня тишина. Юра запросто мог мне всё запретить и сломать – хотя он мне и не муж, но законный отец Сони. А бросить дочку и уехать одной – об этом и речи быть не могло. Юра это понимал. Поэтому я вся со своими мечтами и чувствами была в его абсолютной власти.

Он долго молчал. Я успела убрать со стола и загрузить посудомойку, протереть все поверхности кухни и уничтожить мелкий мусор в измельчителе. Внутри меня дрожал каждый нерв, я очень волновалась.

Наконец, Юра заговорил – медленно, взвешивая каждое слово:

– Твоя идея с «домом творчества» – ужасающая чушь, потому что чистой воды игра в благотворительность с какой-то стати. Либо надо делать гостиницу, пусть недорогую, либо не делать вообще. Хотя твои подсчёты верны, не придерёшься. И вообще – это твои квартиры и твои деньги, ты вправе делать всё, что хочешь. Дальше… Я прекрасно понимаю, что, если не соглашусь, ты никуда не поедешь из-за Сони. И станешь если не несчастной, то уж точно несчастливой. Это не в Сониных интересах. Но ты не учла одну важнейшую вещь: через три-четыре года нашей дочери нужно идти в школу. В какую? В местную деревенскую? Ты об этом думала? – он вопросительно посмотрел на меня.

Я покраснела. Нет, не думала. Три-четыре года казались мне вечностью, и я не заглядывала, что там, после вечности. Идиотка.

– Как я понимаю, нет, – закивал Юра. – Поэтому у меня есть встречное предложение. Слушай внимательно. Как бы мне ни претила твоя затея, я даю добро. И помогу – с куплей-продажей, с оформлением и всей прочей мутотенью. Только сначала мы вместе съездим туда, всё посмотрим – я должен убедиться, что это безопасно и соответствует картинкам. Если всё получится, ты будешь получать на счёт от меня ежемесячно деньги… ну, как алименты на дочь – столько, сколько требуется. Но! Есть огромное, важное «но». Когда придёт время Сонечке идти в школу, я заберу её, чтобы она сразу начала получать нормальное образование. А ты – как захочешь, можешь ехать с нами, можешь остаться там.