Маленький памятник эпохе прозы

– Образование она будет получать в Москве?

– Вовсе не обязательно. Скорее всего, нет… Но об этом ещё рано говорить, по ходу дела решу. Главное, что наш с тобой договор именно такой. Я буду часто приезжать к тебе в… деревню, чтобы дочь меня не забыла, и контролировать, как вы там. И однажды ты без истерик и скандалов соберёшь ребёнка и отправишь со мной туда, куда я скажу. Такие мои условия.

Я слушала и не верила своим ушам. С одной стороны, моя мечта стала реальной и почти осязаемой – вот она, уже на кончиках пальцев! С другой – через несколько лет нам с Соней надо будет расстаться. Или не расстаться, но тогда мне придётся бросить мою мечту, уехать из неё и затосковать по ней во веки веков.

– Теперь мне надо подумать, – тихонько сказала я.

– Нет вопросов. Думай.

Два мучительных дня размышлений. Две бессонные ночи. Аж мозг заболел. Не голова, а именно мозг. Не буду утомлять извилистыми ходами моих резонов, противопоставлений, предположений и прочих омытых слезами мыслей, перейду сразу к главному.

Я решила ехать. Через три-четыре года будет то, что будет. Их ещё надо прожить и понять, всё ли идёт по плану, получилось ли то, чего я хотела. И вообще – кто знает, что случится за это время?

Дальше я опускаю пятьдесят страниц описания того, как мы с Юрием взялись за дело, как ездили туда, к дому моей мечты, как всё оказалось даже лучше, чем выглядело на фото. Как Юра взялся за продажу моей родительской квартиры и прочее, прочее, прочее. Всё это малоинтересные для рассказа технические шаги и детали. Ремонт и обустройство дома Юра тоже взял на себя, мы вместе придумали, что хотим, вернее, чего я хочу. Мне мечталось о домике в английском стиле, как в фильмах про мисс Марпл. Так и сделали.

Средств – моих средств – хватило бы с лихвой на все мечты и хотелки, но Юра со словами «Здесь будет жить моя дочь!» ремонтные расходы взял на себя. Тем не менее, я решительно отказывалась от многого дорогого и излишнего, что предлагали и дизайнер, и прораб. «Нынче модно, все такое делают!». Например, поставила вето на установку трёх ванн-джакузи. Всё равно ни одна домашняя ванна не способна дать ту силу струи, в которой есть хоть какой-нибудь смысл.

Разумеется, это удешевляло работы, как и мой отказ от маленькой сауны, включения электричества по хлопку в ладоши, озонирования помещений специальными устройствами…

– Вы серьёзно? – хохотала я. – Это предгорье! А вы про озонирование.

– Ты молодец, – одобрял Юра. – Мало кто отказывается нынче от этой фигни.

Наконец, расскажу то, про что нельзя говорить походя, не выделяя произошедшее среди прочего. Это не техническая деталь закрутившегося процесса, а огромное событие, определившее многое в моей, и не только моей, жизни, событие знаковое и удивительное.

Вовсю обустраивался мой (уже мой!) домик, со свистом продалась родительская квартира, которая ушла за баснословные, чумовые деньги – спасибо тебе нефтяное безумие! В одиночестве я оплакала отчий дом, просидев там два часа. Успокаивала себя словами «жизнь идёт, жизнь всегда движется вперёд!»… вернее, пыталась успокоить. Слёзы жгли грудь и рвались наружу, требуя от меня кричать и рыдать. Всё же долгие годы тренировки самообладания помогли мне не дойти до этого. Хотя рядом не было никого, и я могла себе позволить. Но не хотела. Провожать прошлое надо без истерик, с любовью к нему и с уважением, а не воплями и слезами, будто происходит что-то ужасное. Просто одна эпоха сменяет другую… Как же жарко в груди… в глазах… как трудно…

А через пару дней к нам с Сонечкой приехала в гости Нина. Дорогая моя Нина, как всегда, с подарками и ватрушками собственного изготовления. Ещё одна боль моя. Вот как не заплакать в этом случае, не представляю.

– Нина, – начала я, когда, наигравшись с Сонькой и уложив её в четыре руки спать, мы сели пить чай. – Нина, милая! – ей-богу, у меня не поворачивался язык! И голос сел – я откашливалась.

– Белочка, что-то случилось? – и Нинин взгляд – такой встревоженный!

На секунду зажмурившись и переведя дух, я всё рассказала – быстро, скороговоркой, чтобы поскорей отделаться от этого кошмара. Хотя кошмар ещё только предстоял.

Нина молчала. Смотрела прямо перед собой и молчала, положив руки на колени, как ребёнок.

– Как же так? – наконец, тихонько спросила Нина. – Ты опять уезжаешь? Только теперь… точно навсегда?

Её «точно навсегда» прозвучало по-детски беззащитно. Я крепко, до боли, сцепила под столом ладони.

– Ниночка, но ведь теперь нет никакого «навсегда»! Мы будем не на другой планете, ты обязательно приедешь к нам в гости! Есть интернет, телефон, СМС, наконец.

– Я не хочу, – её глаза наполнились слезами, и я подумала, что всё-таки не выдержу. – Я так не хочу.

Почему она говорит, как маленькая, обиженная, несчастная девочка? Наверное, она так себя и ощущает. И ещё чувствует абсолютное бессилие в этой ситуации. Как ребёнок среди взрослых, которые за него принимают все решения.

Потом был ужас. Нине стало нехорошо, пришлось её уложить, капать ей успокоительное, не разрешать вставать, потому что она всё время порывалась: