Маленький памятник эпохе прозы

Потеряла я гораздо больше, чем любимого мужчину. Навсегда утратила веру в здравый смысл и всесилие логического мышления. И по сей день убеждена, что за внешним фасадным умом, за умением хорошо говорить и даже складно писать, запросто может скрываться такая бездонная пустота, куда легко уместить, при чьём-то внушительном влиянии, абсолютно любую дурь. Например, в эту же чёрную дыру мракобесия успешно сливаются, весело журча, любая конспирология, невежественные бредни и любимые подлецами и ничтожествами идеологии. Там обитают нацизм с коммунизмом и, кстати, все фанатичные религии.

Чуть поскреби иного славного парня, интеллектуала и душку, читавшего Шекспира в подлиннике, цитирующего русскую литературу наизусть с указанием тома и страницы… подкинь ему скользкую темку, скажем, про йети или мироточащие иконы – и разверзнутся бездны! Останется лишь повернуться и уйти навеки.

Теперь я к этому почти привыкла. «Почти» – потому что до конца не могу ни смириться, ни согласиться с человеческой глупостью. Наука показывает нам чудеса, ставшие реальностью: медицина научилась пересаживать органы, возвращать зрение слепым, прочищать кровеносные сосуды; интернет опутал всю планету, и мы можем быть на связи в любое время с кем угодно на любой стороне Земли. Но возьмите обычного человека, единицу, среднестатистическую особь, самую типичную из большинства, поднесите пинцетом к лупе, рассмотрите его, поговорите с ним, и сделается страшно.

С Тимуром мы развелись очень скоро, я бы даже сказала панически быстро. Видеть друг друга после происшедшего не было никаких сил у нас обоих. Мама плакала… Мне кажется, тоже вовсе не от горечи потери зятя, а из-за размеров разочарования, от которого и не так зарыдаешь.

«Нельзя рушить семью!» – сказала свекровь с отчаянным убеждением. Типа, из-за подобной ерунды. Ерунды? Возвращаюсь к той теме, о которой была речь: жена за виги, муж – за тори. Возможен союз? Судя по литературе и кино – да, вполне. У нас: муж за коммунистов, жена – за демократов. Дудки! Ничего не получится. Вспоминаю слова, между прочим, самого Тимура про «непроходящую гражданскую войну». Если мужчина и женщина находятся на противоположных политических позициях, то в их доме непременно будут поля сражений гражданской войны. Реально ли жить в таком аду и, главное, зачем?

Могла бы я простить «жидовскую морду» или хотя бы сделать вид, что ничего такого не случилось?

Наверное, да. Если бы тот человек, папаша его, искренне каялся и признался, что вёл себя, как законченный мудак. Ага, жди. Но, допустим, случилось подобное чудо! Смогла бы я простить мужу, ни словом, ни взглядом не отреагировавшим на грязный рот отца? Не вступившегося за меня, не давшего хаму по морде? «Как можно, по морде – отцу?» – слышу возмущённый народный ропот. Да, настаиваю – отцу и по морде. Потому что тот позволил себе недопустимое именно до такой степени. А Тимур даже не дрогнул.

Закрываю глаза, представляя, что он попросит у меня прощения. Смогу ли я простить? Нет! Тимур перестал существовать для меня как мужчина, как личность, как что бы то ни было, достойное нормального отношения. Навсегда.

Открываю глаза. Ничего нельзя исправить. Да и не хочу я этого.

Непонятно мне и больно!

Подруги и перемены

Первой об изменении моего матримониального статуса узнала, разумеется, Вера. Прямо на следующий день после того, как в моём доме за Тимуром захлопнулась дверь.

Нет, я не явилась на работу бледная и заплаканная, несчастная и подавленная – такого не могло быть, никогда себе не позволила бы. Кроме того, я не испытывала положенных, как мне казалось, эмоций. Растерянность – да, я была фантастически потеряна! Ведь в моих глазах перерождение человека произошло будто от злого колдовства, но стадию процесса превращения принца в лягушку я прошляпила. Вдруг вместо умного и красивого мужа – земноводное. От внезапности у меня и разум вскипел, и сердце дрогнуло. И дрожало, трепыхалось, беспокоило, мешало дышать.

Прямо за рабочим столом, я закашлялась и инстинктивно схватилась за левую сторону груди, где разбушевался «моторчик».

– Что такое? – испугалась Вера, сидевшая напротив меня.

Я пыталась выровнять дыхание. Не получалось.

– Сейчас! – подруга умчалась, вернувшись через минуту со стаканом воды. – Там валокордин, двадцать капель.

Пришлось послушно выпить гадость. А вокруг уже стояло человек пять, глядевших на меня с тревогой.

– Скорую вызвать?

То ли от гадкого валокордина, то ли само по себе, но через минуту отпустило.

– Нет-нет! Я уже в порядке. Всё, ребят, спасибо, извините! – я улыбнулась и в знак благодарности подняла сцепленные ладони, изобразив рукопожатие. Народ нехотя разошёлся.

– Напугала! – Вера никуда не уходила, держала меня за руку и считала пульс. – И что это было?

– Перепсиховала. Мы с мужем разбежались.

Вкратце я рассказала о происшедшем. Вера не охала, не хваталась за голову, а спокойно и внимательно слушала.

– Ну, и бог с ним, – вынесла она вердикт. – Жалеть не о чем, вернее, не о ком, а получить из-за этого инфаркт в твои годы было бы глупо.