Маленький памятник эпохе прозы

Чай выпит, чашки отставлены на столик, мы молча сидим на диване. Я всё сказала, жду реакции, и мне тревожно, отчего подруга молчит. А она, кусая нижнюю губу и скрестив на груди руки, смотрит куда-то в сторону, хмурит брови, напряжённо размышляя. Запасусь терпением, что мне остаётся.

Наконец, Людка тряхнула конским хвостом, улыбнулась и посмотрела на меня лукаво-вопросительно:

– Почему раньше об этом не рассказывала?

– А надо было?

– Ага. Это многое объясняет. Ты для меня была чуточку загадкой. Сфинкс непрошибаемый. А оно вона чо… Только несильно тебе помогло, как я погляжу.

– То есть?

Людка пожала плечами:

– Ну, например, ты рассказала, как до ужаса боялась встречи Тимура и Марины. Тебе было плохо во время собственной свадьбы! Да, никто ничего не заметил – ну и что? Тебя-то саму колотило.

– Лучше бы все всё заметили?

– Лучше бы ты такого не чувствовала в принципе, вот что! Была бы в себе уверена и получала удовольствие от свадьбы, от любви, от Тимура! Но твой Демон тебе в этом ни фига не помог. Зато ты «сохранила лицо» перед чужим человеком – Маринкиным мужем, никто из нас ничего не узнал про истерику в туалете. Почему ты не рассказала, не поделилась? Ну, хотя бы со мной? Ты боялась показаться слабой – перед кем? Перед этим… мистером Твистером? Ну, хорошо, понимаю. Но мы с Маринкой разве чужие? Разве я тебе чужая?

Мне показалось, в словах Людки сквозила обида. И голос подозрительно дрогнул. Какого чёрта я затеяла эту исповедь?

– И для чего я тебе всё это рассказала? Сдаётся мне, зря.

– Может, и зря, – буркнула та. – Теперь буду думать, сколько ещё всякого ты от меня скрываешь.

– А вот знаешь, что, – вдруг разозлилась я. – Можно подумать, что ты – сама откровенность! Из нас троих ты всегда была самой закрытой, между прочим. Я хоть морду делала, но, в основном, вы про меня всё знали. По крайней мере, про события в моей жизни. Ну, не про чувства, не про переживания, но уж про всё важное знали, ничего от вас не скрывала. Сколько я про родителей рассказывала, про папу. Или вот Маринка… Вспомни, как мы всех её парней обсуждали, она ещё ревела из-за одного, помнишь? Мы тогда много интересного узнали про её умение материться. Или про моего Тимура, про Полину – я вам все уши ими продырявила. А что мы знали про тебя? К примеру, про твои отношения с парнями, ну, или про то, что и как у тебя дома, про брата.

– А что у меня дома? – ошарашенно спросила Люда. – У меня всё нормально было, как у всех. Мне нечего рассказывать. Я обыкновенная, и всё у меня самое обыкновенное.

Пришёл мой черед обалдеть. Кто другой был бы на месте Людки, не усомнилась бы, что девушка кокетничает и выпендривается. «Я обыкновенная. Ах, разубеждайте, скажите, какая я особенная!» Но только не Людка, не она – слишком давно я её знаю, чтобы предположить жеманство.

– Ты сейчас всерьёз?

– Что именно?

– Вот это «я обыкновенная»?

– Абсолютно. Рассказывать не о чем. Просто всё в порядке, всё хорошо, ничего экстраординарного. Родители хорошие, я их обожаю, но они… что о них говорить? Брат нормальный, мы дружим – кому это интересно? А насчёт парней… – подруга замялась. – Вообще не люблю эту тему обсуждать с кем бы то ни было. Это настолько личное, что… прости, Белочка, но даже с тобой не намерена, не моё – болтать об интимных отношениях. Слушай! – воскликнула она. – Как ловко ты перевела разговор на меня! Мы о тебе говорили…

– Погоди. Давай врубим логику. У тебя есть интимное, о чём ты будешь молчать даже под пытками, как партизан на допросе, и это нормально, я должна принять и не питюкать. А что у меня может быть своё интимное, тебя почему-то возмутило! Где ж справедливость, как говаривал старик Сальери. Что за двойные стандарты? Знаешь, о чём я ужасно сожалею? О том, что затеяла такой разговор. Проявила слабость за каким-то хреном. А давай сделаем вид, что этого эпизода в нашей жизни не было вообще?

Я была раздражена, хотя не столько на Людку, а в большей степени на себя. Что на меня нашло? Показалось, что мы с ней близки не до щемящей сердце степени. Это надо срочно исправить?

И наповал убило «я обыкновенная».

– Вот ещё что. Мне кажется, проблема с самооценкой не столько у меня, сколько у тебя, – добавила я и умолкла.

Снова воцарилось молчание. Неужели мы поссорились?

Наконец, Люда заговорила, тихо и медленно:

– Я не умею делать вид, что не было того, что было. Не умею играть и делать лицо, как ты. Не актриса, как Маринка. Хотя, как выяснилось, вы обе «народные артистки». Не исключено, что у тебя даже лучше получается, зря в актрисы не пошла, – насмешливый тон Людки не мог замаскировать волнение, её губы дрожали. – Поэтому разговор у нас был, и он важный, и я благодарна тебе за откровенность. Как говорится, лучше поздно. А насчёт моей самооценки… Знаешь, наверное, ты права. Я старалась об этом пореже задумываться, но рядом с тобой и Маринкой всегда чувствовала себя очень, очень обыкновенной.

– Господи! – воскликнула я. – Ладно – рядом с Маринкой! Но рядом со мной почему?

– Ты на самом деле не понимаешь? – поразилась Людка. – Или на комплименты напрашиваешься?