- Если вам теперь всё равно, - будто услышав мои мысли, сказала мадам Костюм, - то примите во внимание, что в ближайшее время зарплаты не изменятся, эта ситуация надолго. Вы, как я теперь догадываюсь, трудились с отдачей только за те деньги, которых больше нет. Ну, и, кроме того, грядут серьёзные сокращения. Никогда раньше не подумала бы, что речь может пойти о вас.
О чём она? Она решила, что мне просто западло работать из-за потери в жалованье? Это так смешно, что я не сдержалась и хихикнула.
- Смеётесь? - залакированная стрижка раздражалась всё сильнее.
- Нет, - сказала я, - но вы совершенно не так поняли. Я вас понимаю, со стороны всё выглядит погано.
- О чём вы говорите? Что поняли-не поняли и что выглядит?
- Не обращайте внимания. Я постигла - это было последнее предупреждение. Могу идти?
- Ступайте, - тон железный и холодный, ничего хорошего не предвещающий.
Каково было моё удивление, когда, выйдя из "высокого" кабинета, я снова увидела ожидавшую меня Нину Сергеевну.
- Белла, всё настолько плохо?
- Последнее предупреждение, - кивнула я.
- Нет. Я про вашу подругу.
А вот тётя Мотя почему-то всё понимает. Мне захотелось уткнуться в неё и поплакать, но я, конечно, сдержалась и коротко обрисовала сложившуюся ситуацию.
- Боже мой, какой ужас! - разохалась Нина Сергеевна.
Ах, как мы умеем ужасаться, охать, воздевать очи, цокать языком, качать горестно головой... Что мы ещё умеем выражать и изображать? Ой, много! Кроме одного: реально помогать тем, кто в беде. Чёрт, неправа я, неправа! Во-первых, никто не обязан спасать чужих людей - у каждого свои есть, родные. Во-вторых, если денег нет, то это объективная реальность, как можно пытаться стрясти с каждого встречного круглую сумму на чужого ему человека? Это и глупо, и даже непорядочно.
Вера слабела с каждым днём, ей становилось хуже. Об этом я регулярно узнавала по телефону от Аллы Андреевны, не успевая в эти дни заехать к ним. Да и прийти мне хотелось не с пустыми руками, а со спасением. Или хотя бы с частью спасения. Но становилось всё очевиднее, что и треть "спасения" я вряд ли наскребу.
Через день позвонила Олегу.
- Подъезжай, - коротко бросил он, и у меня тут же выросли крылья надежды! Наверное, ему удалось выбить из руководителей-учредителей хотя бы половину... а вдруг всё? Наверное, люди прониклись и, конечно, теперь всё будет хорошо!
На радио я ехала со своей работы по последефолтной вечерней Москве, которая постепенно приходила в себя, продолжала сверкать огнями и звучать автомобильными сигналами, музыкой из палаток и людским гомоном. Столица не собиралась сдаваться бедности, по крайней мере, внешне оставаясь всё такой же яркой, как все последние годы, будто девчонка-провинциалка, неумело накрашенная, надевшая на себя всё блестящее сразу, понятия не имеющая ни о вкусе, ни о мере, но задорная, сильная и нахальная. Чем и брала, чем и восхищала. И ужасала одновременно. Её обманули, ограбили, оставили с носом, но она вам ещё покажет! Ещё станцует чечётку на ваших похоронах. Чьих похоронах? А неважно! На любых, да хоть на своих собственных.
Ничего, прорвёмся! - думалось мне с надеждой на встречу с Олегом, и вид не сдающегося моего города тоже прибавлял сил. Мы ещё повоюем!
На радиостанции мне обрадовались те, кто меня знал, но я заметила много новых людей, разглядывавших меня с кислым интересом: ничего любопытного, одна из бывших зашла навестить прежнюю работу.
Знакомые же наперебой спрашивали, как я, где тружусь, что и как на работе в связи с дефолтом... говорили, как хорошо я выгляжу, что изменилась в лучшую сторону.
Миши среди них не было. Он крайне редко выбирался из студии в редакцию.
- Ребят, Вера Леонова - вот, что сейчас главное, - не очень вежливо прервала я дружелюбный поток. И случилось чудо - через три секунды вся толпа рассосалась. Люди исчезали, отходили, отползали, бормоча себе под нос "да-да, такая беда, ой-ой". Не хочется об этом говорить и думать, никому не хочется, понятное дело. К тому же, будем откровенны, Вера Леонова не звезда эфира, никто по ней плач не устраивает - ни коллеги, ни слушатели.
Ну, и чёрт с вами! Я пошла к Олегу.
- Садись, - он показал на стул напротив себя: сам демократично сидел не за начальственным столом с компьютером, а на месте гипотетического посетителя. Я уселась как второй посетитель.
- Вот, на, - Олег протянул мне... конверт, только большой, не такой, как у меня.
- Это что?
- Посмотри.
В конверте лежали деньги.
- Это что? - думаю, у меня был взгляд дракона.
- Это вместо "спасибо"? Пятнадцать тысяч. Собирал по всей редакции, у многих сейчас швах с деньгами, они вообще не могли...
- Олег! Разве это имелось в виду? Это я хожу с конвертиком, клянчу и умоляю! От тебя требовалось совершенно другое! Неужели ты думаешь, что эти тысячи спасут Верку?
- Не ори! - прикрикнул Олег. - Не смей на меня орать! Я тебе ничего такого не обещал и сделал всё, что мог. Не та ситуация, чтобы всерьёз обсуждать такое там, - он потыкал указательным пальцем вверх.