Разве не умерли бы мама и Вера только лишь потому, что я могла бы сочинять стихи? Разве не исчезла бы из жизни Марина и не превратилась бы в чужую Полина? Какое это всё имеет отношение к поэзии?
А кто знает? Может, вся моя, и не только моя, жизнь сложилась бы по-другому. Как? Кто сказал, что было бы непременно лучше, а не хуже?
Ещё окончательно не взлетев, не долетев, на середине пути, я крепко задумалась о возвращении. Может, прямо сразу, не покидая аэропорта?
Каждой ночью снова в путешествие,
В прошлое, Морфеем изменённое.
Там людей, что нет уже, нашествие,
И опять мы вместе, удивлённые.
Сна реальность - хрупкая и зыбкая,
Странно там, чуть дымно и обманчиво.
Спрятав будущего знанье за улыбкою,
Перестраивать судьбу весьма заманчиво.
В блёклое, прозрачно-акварельное
Возвратившись в давнее минувшее,
Зная будущее, странное, похмельное,
Размалюю снова жизнь, как тушью я.
Сверху положу мазки тяжёлые,
Яркие, скрывающие прежнее,
Удивляя тени те ожившие
И решимостью своей, и безмятежностью.
"И безмятежностью", - записала я в блокноте.
Объявили о снижении и заходе на посадку.
"Точка принятия решения", как говорят лётчики.
Как же быть?
САМОЕГИГАНТСКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ.
КОРОТКО О ДОЛГОМ
Вот я и рассказала про мою личную Эпоху прозы после того, как ушёл дар и не только к поэзии, но и к умению видеть мир через волшебный фильтр, делающий всё вокруг прекрасным и ярким, удивляющим, сохраняющий детское восприятие, когда каждый день радовал, потому что ежеминутно случалось чудо познания.
С малых лет я выражала ощущаемую мной полноту жизни с помощью стихов. В Эпоху прозы, лишившись такой возможности, стала немного другим человеком, существом с одной перегоревшей, но важной лампочкой в том месте, которое мы называем душой... или психикой... или личностью.
Или, может, наоборот? Кто кого увёл за собой: дар сбежал, забрав умение восхищаться миром, или восхищение исчезло, прихватив с собой дар? Никогда я этого не узнаю.
Пока писала, смотрела будто со стороны на те события, превращая в слова картинки из памяти, и оценивала прошлое, смею надеяться, объективно. Случилось то, на что я рассчитывала: смущавшее стало яснее, раздражавшее перестало сердить, для тревожащих воспоминаний нашлось успокоение, страхи о прошлом улеглись. Целительная сила творения прозы! А стихи... это совсем другое.
Когда-то у меня не получилось стихотворение, в котором я пыталась сравнить прозу и поэзию. Пришлось оставить, не то выходило, не то... Там были такие слова:
Роман - длинный вдох, не спеша разговор.
Стихи - тихий крик, даже шёпотом громкий.
Долгий, неспешный разговор располагает к рассуждениям, к анализу. А поэзия - эмоция, яркая краска, чистый, пронзительный звук. Сродни музыке. Не очень-то получится что-то осмыслить и проанализировать с помощью музыки Шопена, симфоний Моцарта или хоралов Баха. Прочувствовать - да, безусловно! До катарсиса, до слёз, до умирания.
Но мне было нужно разобраться умом, а не чувствами, с прошлым, которое в уже нынешней, яркой жизни я чуть было однажды не посчитала зря потерянными годами, убитыми, потраченными на ерунду. Это мучило, я жалела себя и "потерянное" время.
Теперь точно знаю - жалеть не о чем: у меня была полная жизнь, давшая бесценный опыт и многому научившая. Всё не зря, не напрасно!
Начиная с того полёта в Израиль и по сей день мой мир навсегда прекрасный, даже когда происходит что-то не очень хорошее, когда находит грусть или появляется повод для большой печали. Но необыкновенная лампочка не гаснет и не даёт ни впасть в депрессию, ни отчаяться, ни разочароваться. Я счастлива! Пишу стихи, каждый день сочиняю. И живу так, как мне нравится, как я хочу.
Надо заметить очень важную вещь. Если я счастлива и жизнь моя прекрасна и гармонична, это не означает, что стихи - сплошь розовые сопли с сиропом. Другие эмоции - переживание, душевная боль, печаль, страх - никуда не делись, я вовсе не стала вечно хохочущим Арлекином.
Мои стихи разные. О папе и маме, о моей единственной любви - Мишке. Грустные стихи. Про Веру... почти поэма получилась, многое рвалось наружу, в том числе моё чувство вины - разве про такое может быть сказано "по-арлекински"?
Но суть моей личности - радость, благодарность, гармония с миром и любовь к любым проявлениям жизни, к природе, как говорится, ко всему сущему. Именно по этой причине моя грусть - не депрессия, горечь - не тоска, злость - не ненависть, тревога - не ужас и паника. Я могу плакать над воспоминаниями, скучать по родителям и Вере, одновременно с радостью и печалью вспоминать Мишу. Чувства проживаются глубоко и со всеми положенными эмоциями и реакциями. На твёрдом фундаменте гармонии. И мир для меня, чтобы там ни было, прекрасен, жизнь - подарок.
Поэтому выходит парадокс: мне нечего писать про новый этап в моей судьбе - в ней нет конфликтов и трагедий, больших недоразумений и непониманий. Вот уже двадцать лет я счастливо живу. Пока вижу мир ярким и гуашевым, пока слышу его музыку, ничто меня не заставит быть несчастной.