К счастью, компания была моя, наша, а девчонка - случайная. Меня поддержали, и она, довольно грубо подгоняемая невежливыми словами, с трудом сдерживаясь то ли от слёз, то ли от злости, быстро ретировалась. Молодость и максимализм - близнецы-братья, мы повели себя грубо, но по существу правильно.
Когда я была десятиклассницей, за мной ходил верзила из параллельного класса. К слову, никогда не понимала, почему за мной (или за Людкой) кто-то бродит и липнет, если рядом с нами есть Марина? Догадывалась, что мальчишки даже не мечтали её "закадрить". Потому и не пытались, довольствовались малым, тем, что казалось возможным и доступным - за неимением гербовой. А разве не так?
Впрочем, в том случае мне было всё равно. Ну, приклеился, вошёл в наш "большой круг", ходит с нами гулять и в кино. За мной, если можно так выразиться, ухаживает - зонт держит над головой, когда дождь, конфетами угощает, в тёмном кинозале непременно рядом пристроится и за руку норовит схватить. Да пусть!
Но однажды случилось непоправимое. Для него. В каком-то трёпе я процитировала сатирическую реплику Жванецкого про совковый бардак. Вдруг этот дурак нахмурился, скривился, как от кислого, и высказался:
- Не люблю этих картавых сатириков! Они всегда на русских грязь льют, притворяясь критиками. А сами радуются любой нашей беде.
Я вытаращила глаза, а у моих Малюдок сделались бульдожьи мордочки. Это означало, что они сейчас могут начать очень больно кусаться, длинному тупице мало не покажется. Они-то помнили, что я - наполовину "картавая". Хотя для меня самой дело было отнюдь не только в этом. В общем, Людка всего на секунду меня опередила.
- Позвольте вам выйти вон, - железным тоном произнесла она.
- Чего? - вылупился, не читавший Чехова защитник обижаемого "картавыми" народа.
- Пшёл отсюда! - чуть громче, чем нужно для обычного разговора, уточнила я. - И чтоб духу твоего не было в двадцати метрах от меня, понял?
- И от нас тоже! - крикнули Малюдки.
Дурак побледнел, потом покраснел, губы его сжались в ниточку, глаза сузились.
- Ах, вот оно как, - тихонько произнёс он. - Всё ясно.
- Вот и вали!
С тех пор до самого выпускного мы с ним поглядывали друг на друга с плохо скрываемой ненавистью.
Так что политика вмешивалась в мои отношения с людьми давно, аж со старшей школы. Может, это нормально? Просто меру надо знать. А какова эта мера, сколько в граммах или литрах? Где граница допустимого? Наверное, для каждого своя. С юности я была изрядно политизирована, мои убеждения с тринадцати лет стали твёрдыми, в чём-то по сей день неизменными, некоторые свои взгляды я, разумеется, за столько времени пересмотрела.
Мне кажется, в нормальной жизни в этом ничего такого нет: ты республиканец, я - демократ; ты - тори, я - виги, но это глубоко личное дело и к походам в кино и на танцы отношения не имеет. Но где норма, а где Россия? Здесь даже несчастный поэт обязан быть больше, чем просто поэтом.
Если не "забивать" на политику и знать историю страны, анализировать прошлое, думать о будущем, то непременно нужно выбрать некую сторону - за "красных" или за "белых". Это бывает критично для самоопределения и понимания, с кем ты, кто твои друзья и кого ты пустишь в свой дом и в свою жизнь, а кого ни за что. В России всё полярно и непримиримо.
Наша юность пришлась как раз на эпоху перемен, которой древние китайцы пугали и проклинали. Принципиально я с ними, с китайцами, не согласна: смотря от чего к чему происходят перемены, далеко не всегда к худшему и во зло. Но они никогда не бывают безболезненными, особенно в нашем случае, когда происходила ломка общества, строя и убеждений, а потому вчерашний добрый приятель вдруг оказывался страшным врагом - и по какой причине? А из-за трактовки происходящего, из-за взгляда на прошлое, из-за выбора "не той" стороны! И горько, и грустно, и невыносимо. Но, как точно выразился однажды Тимур, в нашей стране гражданская война продолжается, просто бывают долгие затишья, но окончания её не видать.
Не раз я намеревалась отказаться от каких-либо политических воззрений в угоду человеческим отношениям. Но, как выяснялось почти моментально, это невозможно для меня. Потому что тогда пришлось бы удавить в себе часть совести, зажмурить глаза на то, на что их нельзя и на секунду прикрыть. Понятно, что миллионы живут, следуя принципу "я не интересуюсь политикой", и ничего. Но про себя знаю, что не могу так. Я обязана делать выбор, который диктует совесть.
Такова наша реальность, по-другому никак. Со мной часто спорят, что, кстати, тоже показатель: в девяти из десяти случаев не соглашаются те, кто, либо имеет искренние людоедские убеждения, либо пошёл на сделку с совестью и выбрал лояльное отношение к людоедству. Например, так: да, этот старикашка служил в НКВД, пытал и расстреливал невинных людей, но он ведь дедушка жениха нашей дочери, придётся ему руку подавать и вообще всячески дружить. Серьёзно? Идите на хрен! Меня почти никто не поддерживает в подобном убеждении. Теперь это уже не имеет никакого значения и на это чихать, а в юности я переживала.