Маленький памятник Эпохе прозы

Зато мои Малюдки хохотали и вовсю веселились. Под "соль на рану" они выкаблучивались с деланно страдальческим видом, старательно "вытанцовывая" текст. Маринка, как всегда красиво, как бы корчилась от боли, а Людка лицом изображала плач и откровенно хромала на "раненую" ногу - не шибко элегантно, но дико смешно. Моя студенческая компания, всем составом пришедшая на свадьбу, не танцевала "под такое", ожидая "нормальной" музыки, но хохотала, глядя на моих школьных подруг, веселившихся по-детски непосредственно. Эх, не видели они, что бывало, когда мы собирались без свидетелей: волшебная палочка моментально превращала нас в школьниц, в девчонок, которые дурачатся, бесятся, кривляются и дерутся подушками.

На моей свадьбе Малюдки хлебнули немного вина и расслабились, превратившись в подростков. Как же меня тянуло подурачиться вместе с ними! Присоединиться к подругам мешало длинное, колючее и неудобное платье. И немного - положение невесты.

Кстати, про Маринку. Наша Лоллобриджида чуть свадьбу не сорвала. Шучу. Все взгляды (кроме Тимуриного) были прикованы к ней. Стоило ей появиться, пусть и в довольно скромном, зато ярко-бордовом платье, с собранной в элегантную высокую причёску шевелюрой, как раздалось дружное "ах!". Для женщин мероприятие было безнадёжно испорчено. А мужчины... не знаю. Подозреваю, некоторые напились слишком быстро и чересчур сильно для интеллигентной публики по очевидной причине: Маринка.

Конечно, к ней тут же начали клеиться парни из моего института, некоторые гады побросали своих девушек, что вызвало несколько истерик в дамском туалете. Это было для меня настолько ожидаемо и привычно, что я не удивилась: где Маринка, там непременно в сторонке рыдает какая-нибудь женщина или девушка. Хорошо, если только одна.

Марина отшила всех кавалеров: в тот момент она переживала в самой начальной стадии страстный роман с гением режиссёрского факультета ВГИКа, поэтому шансов не было ни у кого.

Тут я должна признаться в стыдном.

Сказать, как я боялась момента знакомства Тимура и Маринки - ничего не сказать. Получилось так, что Малюдки впервые увидели Кондратьева прямо в день моей свадьбы.

Примерно за месяц до у меня началась паника, которую никто не заметил только благодаря моему умению делать лицо (спасибо папочке). Ночью не спалось, ныло в груди от ужаса предчувствия. Потом я всё же засыпала, и приходили настоящие кошмары: увидев Марину, Тимур забывает, кто я такая, что совершенно естественно. Я кричу ему, ору: "Тимур! Я - твоя Белка, повернись ко мне, вспомни!" А он не слышит, не замечает, ухом не ведёт. Просыпалась в слезах... В итоге за неделю до свадьбы я перестала есть и ко дню икс похудела килограмма на четыре, была бледна аки сама смерть, но, как выяснилось, мне это шло.

- Ого! - сказали мои Малюдки, увидев меня в роскошном свадебном платье, тощую и с "интересной бледностью". В этом "ого" было столько искреннего восхищения, что я посмотрела на себя в зеркало очень внимательно: оттуда сияла глазами с лихорадочным блеском белолицая, по-модному худющая принцесса в роскошном платье и с королевской укладкой рыжих локонов. На похудевшем лице особенно ярко выделялись красивые губы, тронутые модной перламутровой помадой. В общем, я себя не очень узнала.

- Как тебе... мои подружки? - с трудом сдерживая дрожь в голосе, я при первой же возможности прильнула к уху Тимура.

- Классные! - улыбнулся тот.

- А... Марина? Красивая, правда? - мой тон был спокоен, выражение лица безмятежно. Лишь сбесившееся сердце мешало нормально дышать.

- Да, очень красивая, - согласно кивнул Тимур. - А можно я тебя без всякого "горько" поцелую? - и впился в мои губы, а все радостно заверещали.

Каюсь, каюсь! Я следила за его взглядом всю свадьбу. Видали дуру ревнивую? Зато убедилась: он не потерял голову от Марины, не останавливался на ней взглядом дольше, чем на ком-либо другом. Он продолжал меня любить, ничего не изменилось. Господи, какая я кретинка!

Свадьбу сыграли в самом начале августа. Я вышла замуж и звалась теперь Беллой Кондратьевой. То есть, Белкой Кондратьевой! Мы переехали в мою квартиру, не особенно что-то переделывая в ней: там всё было более-менее в порядке, а "крутизна" нас не волновала. Тогда понятие "элитное жильё" ещё не стало навязчивым, евроремонты только начинали удивлять своим роскошеством и лишь у самых богатых.

Квартира бабушки и дедушки представляла собой идеал, мечту, рекламную картинку обстановки конца семидесятых. Всё в прекрасном состоянии, ведь бабулечка работала хозяюшкой, обожавшей своё дело. В нашем с мужем распоряжении оказалась отличная мебель а-ля совок, много идеально сохранной посуды, горы хрустящего, пахнущего мятой, кипенно белого постельного белья, милая голубая кухонька, в спальне удобная огромная деревянная кровать с отличным матрасом, тумбочки и трельяж.