Когда Ева заявила Альберту Блудову, что ей не свойственно ни одно из чувств, она немного погрешила против истины. Кирилл ей нравился, иногда очень хотелось увидеть его. И тогда она все бросала и шла к нему, но с некоторых пор Ева стала замечать, что Кирилл изменился, не так восторженно относится к ней, как раньше. Сначала она винила в этом только своего настырного отца, который как уж год бесцеремонно вмешивается в ее личную жизнь и теперь досаждает Кириллу, но потом почувствовала, что причина глубже: просто она стала меньше нравиться Кириллу. Другим он стал. Меньше шутил, смеялся. Иногда ей казалось, что он тяготится ее приходом, хотя внешне никакого повода так думать не давал. Не то чтобы это открытие сразило Еву, нет, но чувство смутного беспокойства поселилось в ней. Она даже себе боялась признаться, что Кирилл не безразличен ей. Какое же у нее чувство к нему? Влечение души, влечение ума?.. А может быть, просто привычка? Ей нравилось бывать у него. На какое-то время почувствовать себя хозяйкой в его квартире: сварить кофе, сидеть за столом и пускать дым в потолок... Посуду помыть или убраться в квартире ей не приходило и в голову, с этими делами великолепно справлялся сам хозяин. Она не могла не заметить, что Кирилл умный, интеллигентный, порядочный человек, а такие ей почему-то реже встречались... Честно говоря, с Томасом Лядининым ей проще и легче, чем с Кириллом. С этим Томасом не надо напрягаться, думать, что сказать. Как бы Кирилл ни пытался держаться с ней как с равной, превосходство его ощущалось во всем: в уме, юморе, знаниях, образованности. Конечно, он мог, не подавая виду, что ему скучно, болтать с ней о пустяках, поддерживать пустой разговор, но глаза выдавали его. В глазах была скука. А это самое страшное, когда у одного из двоих, мужчины или женщины, в глазах появляется скука. Это значит, кому-то из них надо уходить. Умный уйдет первым, а дурак будет цепляться, пытаться вернуть то, что уже умерло. Чтобы вовремя уйти, у Евы ума хватило бы, но сделать этот первый шаг было почему-то трудно. Ева не любила принимать ответственных решений, поступаться своими желаниями. Она принимала жизнь, такой, какая она есть, ей и в голову не приходило, что можно что-то изменить. Она даже смирилась с преследованием отца, и если случалось, оставляла его с носом, то радовалась, как девчонка. А вот чтобы убедить его оставить ее в покое, ей и в голову не приходило. Она изобретала различные способы, как лучше обмануть отца, а не изменить его отношение к ней. Пока ей хотелось видеть Кирилла, а что будет дальше, время покажет... Далеко заглядывать в будущее Ева тоже не любила. Жила настоящим днем, и ее это в общем-то устраивало. Где-то в глубине души она лелеяла надежду, что придет время и все образуется: она станет такой, какой должна быть, какой ей самой судьбой быть предназначено, но это должно случиться опять же само собой, без всяких усилий с ее стороны. Подталкивать события, торопить их она не умела, да и не хотела. За нее это охотно и с видимым удовольствием делал отец.
На Невском как всегда многолюдно. И зимой, и летом, в дождь и в снег. Невский в любое время года притягивает к себе людей. Пожилые еще в пальто, плащах, молодежь чаще в куртках и джинсах. И парни и девушки. Обмахрившиеся снизу или высоко подвернутое светлой подкладкой кверху, протертые до желанной голубизны, испещренные заплатками на самых видных местах... Какая-то джинсомания!..
Подойдя к кафе "Север", Ева остановилась: ей вдруг захотелось съесть мороженого. Нет денег! Кажется, Том Лядинин сказал: "Зачем тебе деньги? Ты сама богатство..." Хорошо богатство: копейки в сумке нет! Порцию мороженого купить не на что.
Все так же светило солнце, мимо шли и шли куда-то прохожие. У них, наверное, карманы набиты деньгами: то и дело сворачивают с тротуара к дверям многочисленных магазинов... Напротив торговых рядов на Садовой стоял дед-мороз с корзинкой в руках и пухлым мешком за спиной. Красная шуба его с белой отделкой местами полиняла, с круглой шапки-боярки клочьями свисала вата, некогда свежие и розовые, как яблоки, щеки поблекли, зато рдел висячий нос. Смешно было видеть в этот весенний день одряхлевшего деда-мороза с нерозданными детям подарками! Елку уже убрали, а до него еще, видно, не дошла очередь. Но, занятые своими мыслями, прохожие не обращали внимания на гигантскую и столь нелепую в это время года фигуру осевшего от старости деда-мороза из папье-маше, ваты и картона, они даже не смотрели на него.
Интересно, а если он до лета простоит тут на самом видном месте, обратят внимание люди на то, что ему уже давно пора перебраться на склад, где он будет пылиться до следующего Нового года? Вряд ли. Так и будут идти мимо, глазея на витрины магазинов, а до деда-мороза, потеющего в своей красной шубе и шапке-боярке на самом солнцепеке, никому и дела не будет...
Прежде чем зайти в магазин к Тому, Ева, попросив у девушки монету, еще раз позвонила Кириллу. На этот раз застала его на месте.