Нак-мак-Фигли, ожидая ответа, смотрели на Тиффани, лишь изредка бросая хищные взгляды на бутылку особой овечьей притирки. «Я ведь до сих пор даже не нашла дорогу в школу ведьмовства, — подумала Тиффани. — Я не знаю ни одного заклинания, у меня и шляпы-то нет. Всё, что я умею делать лучше других, — это варить сыры и спокойно думать, когда все остальные мечутся и вопят от ужаса. Ах да, ещё у меня есть жаба.
И я не понимаю и половины из того, что говорят эти человечки. Но они знают, кто похитил моего брата.
Почему-то мне кажется, что барон не догадывается, где его искать. Я, правда, тоже не догадываюсь, но, очень может быть, в моей недогадливости больше смысла».
— Я… многое помню о матушке Болен, — сказала она наконец. — Что мне делать?
— Нас послала кельда, — сказал Явор Заядло. — Она чует, Кралька близко. Кельда кумексает, всем кирдыкс скоро. Она и грит — сыскните каргу. Карга бум-бум, что делать.
Сотни глаз с надеждой таращились на Тиффани. Некоторые Фигли носили перья в волосах и ожерелья из кротовых зубов на шее. Очень трудно, глядя в глаза человеку, у которого половина лица тёмно-синего цвета, а за спиной висит меч размером с него самого, признаться, что ты — не ведьма. Страшно разочаровывать таких собеседников.
— И вы поможете мне вернуть моего брата? — спросила Тиффани.
Фигли продолжали таращиться на неё всё с тем же выражением. Она решила попробовать иначе:
— Так вы поможете мне выкрасть моего брата у Королевы?
Сотни маленьких жутких морд расцвели улыбками.
— Ах-ха, от ща ты гришь по-нашенски, — заявил Явор Заядло.
— Э… не совсем, — сказала Тиффани. — Подождите минутку, хорошо? Мне надо собраться в дорогу, — добавила она, старательно притворяясь, будто знает, что делает.
Тиффани выбежала на кухню, схватила мешок, бросила туда бинты и какие-то мази из домашней аптечки, добавила бутылку особой овечьей притирки (отец всегда говорил, что она придаёт ему сил). Подумав, взяла ещё «Болезни овец» и сковородку. То и другое могло пригодиться.
Когда она вернулась в молочню, маленьких человечков нигде не было видно.
Надо объяснить родителям, что случилось, понимала Тиффани. Только ничего не получится. Скажут, «детские фантазии». И вообще, если повезёт, она вернётся с Винвортом даже раньше, чем её хватятся. Но на всякий случай…
Тиффани вела дневник молочни. Сыры любят учёт, и она записывала, сколько масла сбила, сколько молока влила…
Она открыла чистую страницу, взяла карандаш и, высунув кончик языка, стала писать.
Постепенно снова объявились Нак-мак-Фигли. Они не показались из укрытий и уж точно не возникли из воздуха. Они просто сделались видимыми. Так в облаке или пламени, если приглядеться, медленно проступают лица. То есть, чтобы увидеть их, нужно долго-долго смотреть и хотеть их увидеть.
Нак-мак-Фигли со священным трепетом следили за движениями карандаша.
— Зырь, шкрябалка — тудым-сюдым, тудым-сюдым… О как! Карга колдунствует!
— Ах-ха, она шибко ловко шкряб-шкряб!
— Но ты ж не шкрябашь наши имена, а, хозяйка?
— Ах-ха, так ведь могут и турьма сажать, если кто про кого чего нашкрябит.
Тиффани дописала и зачитала записку вслух:
Она посмотрела на Явора Заядло, который забрался по ножке стола и нервно наблюдал за карандашом — должно быть, чтобы тот не написал чего лишнего.
— Что ж вы сразу не пришли ко мне? — спросила Тиффани.
— Да мы ж не бум-бум, кого ишшем, — ответил Явор Заядло. — Тут у вас вокруг дома пропасть сколько верзуний шастит. А вот кык ты зацапала Тупа Вулли, мы-то и скумекснули, кто тут карга.
— Совершенно не обязательно было воровать барана и яйца, — строго сказала Тиффани.
— Дыкс они ж не тук-тук гвоздьями, хозяйка! — заявил Явор Заядло таким тоном, будто это оправдывало кражу.