Маленький свободный народец

Мама отправила Тиффани спать, хотя за окном было совсем светло. Тиффани была не против. Она устала и парила под одеялом в том чудном розовом мире, что скрывается между сном и явью.

Она слышала, как внизу барон разговаривает с отцом. Как они пытаются понять, что произошло, и от их стараний сплетается история. Девочка, конечно, очень храбрая (говорил барон), но ей же всего девять, верно? И она даже с мечом обращаться не умеет. А у Роланда в школе были уроки фехтования…

И так далее. Позже, когда барон ушёл, родители говорили между собой — Тиффани наверху по-прежнему всё слышала. О том, что Крысодав теперь живёт на крыше, например.

Тиффани лежала в постели, ощущая запах притирки, которой мама обработала ей виски. Должно быть, тебя ударили по голове, сказала мама, ты всё время за неё хватаешься.

Выходит… краснолицый Роланд — герой, да? А она, Тиффани, в этой истории — ни дать ни взять та глупая принцесса, которая сломала ножку и всё время хлопалась в обморок. Это нечестно!

Тиффани протянула руку к столику у кровати, куда она положила невидимую шляпу. Мама потом поставила на то же самое место чашку бульона, но шляпа никуда не исчезла. Пальцы Тиффани ощутили шероховатость полей.

Мы никогда не просим о награде, подумала она. Кроме того, это ведь был её секрет. Никто не должен знать о маленьком свободном народце. Конечно, Винворт некоторое время носился по дому, обмотавшись скатертью вокруг пояса и крича: «Пи-пи-писклики! Ща кыкс жмякну тя в башмакс!», но господин Болен так радовался возвращению сына и был так счастлив, что сын в кои веки говорит о чём-то кроме сладостей, что на первых порах не прислушивался к тому, что именно говорит малыш.

Нет, рассказывать никому нельзя. Во-первых, никто не поверит. Во-вторых, если люди всё-таки поверят, то отправятся наверх и станут шарить вокруг кургана пикстов. А это недопустимо.

Как бы поступила матушка Болен?

Матушка Болен ничего бы не сказала. Она часто ничего не говорила. Просто улыбалась про себя, попыхивая трубочкой и выжидая, когда придёт время…

Тиффани улыбнулась про себя.

Она уснула, и сны ей не снились. День миновал.

И ещё один день.

На третий день шёл дождь. Пока все были заняты и никто не мог её видеть, Тиффани сняла с полки на кухне фарфоровую пастушку, положила в мешок и побежала на верхние пастбища.

Самые грозные тучи обходили Меловые холмы стороной — холмы рассекали их надвое, словно нос корабля. Но всё равно к тому времени, когда Тиффани добралась до места, где торчали из земли четыре железных колеса и пузатая печка, уже основательно лило. Она вырезала квадратный кусок дёрна, аккуратно выдолбила ямку в меле, уложила пастушку туда и вернула дёрн на место. Под таким дождём трава, может быть, приживётся. Тиффани казалось, что сделать это было необходимо. И она готова была поклясться, что рядом на миг запахло «Весёлым капитаном».

Потом она отправилась к кургану пикстов. Она ведь знала, что они там, верно? И ходить проверять, правда ли они живут в кургане… ну, это ведь значило бы, будто она не уверена, да? А у них и так забот хватает. Им надо было помянуть старую кельду. И вообще. Дел по горло. Так она убеждала себя. Она до сих пор не ходила к ним вовсе не потому, что боялась обнаружить в норе только кроликов. Совершенно не потому.

Она была кельда. А кельда в ответе за клан.

Из норы доносились голоса. И музыка. Всё стихло, когда Тиффани заглянула в лаз, пытаясь что-то разглядеть в полумраке. Она осторожно вытащила из мешка бутылку особой овечьей притирки и дала ей соскользнуть в нору.

Тиффани пошла прочь, и еле слышная музыка заиграла снова.

В небе, держась ниже облаков, лениво кружил канюк. Тиффани помахала ему, и, кажется, маленькая фигурка на спине птицы махнула ей в ответ.

На четвёртый день Тиффани сбивала масло и хлопотала по дому. Но не одна.

— А теперь пойди накорми цыплят, — сказала она Винворту. — Что ты должен сделать?

— Наколмить цыпа-цыпа.

— Цыплят, — строго поправила Тиффани.

— Цыплят, — послушно повторил Винворт.

— И вытри нос… да не рукавом! Я же дала тебе платок. А когда будешь идти обратно, давай посмотрим, сможешь ли ты донести целое полено, хорошо?

— О, ласкудлыть, — пробормотал Винворт.

— А какое слово мы не говорим?

— Ласкудлыть.

— Особенно при…

— Маме.

— Умница. А потом я закончу, и у нас останется время прогуляться к реке.

Винворт просиял:

— Пи-пи-писклики?

Тиффани помедлила с ответом. Она не видела ни одного пикста с тех пор, как вернулась домой.

— Не знаю, может быть, — сказала она. — Но у них, наверное, очень много дел. Надо найти новую кельду, и… Ну, в общем, много дел. Я так думаю.

— Пи-пи-писклики глят: а ну кыкс по балде, ложа селёдочья, — сообщил Винворт.

— Посмотрим. А теперь иди покорми цыплят. И собери яйца.

Когда Винворт уковылял к курятнику, держа обеими руками корзинку для яиц, Тиффани выложила на мраморную доску немного масла и взяла деревянные лопаточки, чтобы придать ему форму… ну, масла. Когда всё будет готово, она поставит сверху отпечаток деревянным штампиком. Людям нравится, когда на куске масла красуется маленькая картинка.