Маленький Цахес по прозванию Циннобер

Сделав это, Валтазар обнаружил множество развешанных по всем стенам фраков, сюртуков и курток всевозможного покроя и всевозможных цветов.

— Уж не собираешься ли ты, Фабиан, — воскликнул он, — стать старьевщиком?

— Не смейся, — отвечал Фабиан, — не смейся, дорогой друг. Все это платье я заказывал у самых знаменитых портных, надеясь избавиться наконец от проклятья, тяготеющего над моей одеждой, но не тут-то было. Стоит мне хоть несколько минут поносить сюртук, который сидит на мне тютелька в тютельку, как рукава поднимаются к плечам, а фалды, вытянувшись локтей на шесть, начинают волочиться за мной хвостом. В отчаянии я заказал себе жакетик с предлинными, как у паяца, рукавами. «Поднимайтесь себе на здоровье, рукава, — думал я, — вытягивайтесь себе на здоровье, полы, как раз все и выровняется». Где там! Через несколько минут произошло то же, что со всеми другими одеждами! Никакое искусство, никакие усилия лучших портных не могли сладить с проклятыми чарами! Само собой разумеется, что везде, где бы я ни показывался, надо мной насмехались и издевались, но вскоре невольное упорство, с каким я появлялся в столь нелепых нарядах, дало повод к суждениям совсем другого рода. Женщины — но это еще полбеды — бранили меня за невероятную суетность и пошлость, поскольку я, вопреки правилам приличий, стараюсь выставить напоказ свои голые руки, считая их, по-видимому, очень красивыми. Хуже было, что богословы ославили меня вскоре сектантом, они спорили только, к какой секте меня отнести — рукавиан или фалдиан, но сходились на том, что обе секты весьма опасны, так как обе провозглашают полную свободу воли и осмеливаются думать о чем угодно. Дипломатисты сочли меня гнусным смутьяном. Они утверждали, что своими длинными фалдами я хочу вызвать недовольство в народе и настроить его против правительства, что я вообще принадлежу к некоему тайному обществу, знаком которого является короткий рукав. Давно уже, мол, обнаруживаются там и сям следы короткорукавников, которые так же страшны, как иезуиты, и даже страшнее, потому что стараются повсюду ввести вредную для всякого государства поэзию и сомневаются в непогрешимости князей. Короче говоря, дело стало принимать все более серьезный оборот, и меня вызвал ректор. Заранее зная, на какую беду обреку себя, если надену сюртук, я явился в жилетке. Это разозлило ректора, он решил, что я насмехаюсь над ним, и, накричав на меня, велел мне до конца недели предстать перед ним в приличном сюртуке, в противном случае он отчислит меня без всякого снисхождения… Сегодня этот срок истекает!.. О я несчастный!.. О распроклятый Проспер Альпанус!..

— Замолчи, — воскликнул Валтазар, — замолчи, дорогой друг Фабиан, не клевещи на моего дорогого, милого дядюшку, который подарил мне имение. Да и тебе он вовсе не желает зла, хотя и слишком сурово, я это признаю, наказал тебя за твою развязность при встрече с ним… Но я пришел с подмогой!.. Он посылает тебе эту шкатулочку, которая положит конец всем твоим бедам.

И, вынув из кармана черепаховую шкатулку, полученную от Проспера Альпануса, Валтазар передал ее безутешному Фабиану.

— Что толку, — сказал тот, — что толку мне в этой ерунде? Как может какая-то маленькая черепаховая шкатулка повлиять на покрой моего платья?

— Этого я не знаю, но мой дорогой дядюшка не станет меня обманывать, у меня к нему полное доверие; открой-ка лучше эту шкатулку, дорогой Фабиан, поглядим, что в ней содержится.

Фабиан повиновался — и из шкатулки вылез великолепно сшитый черный фрак тончайшего сукна.

Ни Фабиан, ни Валтазар не удержались от громкого возгласа величайшего изумления.

— Ага, я понимаю тебя, — воскликнул в восторге Валтазар, — ага, я понимаю тебя, милый Проспер, мой дорогой дядюшка! Этот фрак придется впору, он разрушит все чары…

Фабиан без промедления надел фрак, и догадка Валтазара подтвердилась. Прекрасный этот наряд сидел на нем, как ни один другой до сих пор, и никакого укорачивания рукавов, никакого удлинения фалд и в помине не было.

Вне себя от радости Фабиан решил немедленно сбегать к ректору в своем новом, отлично сидящем фраке и все уладить.

Валтазар подробно рассказал своему другу, как обстояло дело с Проспером Альпанусом и как тот вручил ему, Валтазару, средство, способное покончить с пакостями уродца-недомерка. Фабиан, до неузнаваемости изменившийся, как только отрешился от всякого скептицизма, стал рассыпаться в похвалах благородству Проспера и вызвался приложить руку к разрушению чар Циннобера.

В этот миг Валтазар увидел в окно своего друга, референдария Пульхера, который мрачно сворачивал за угол. По просьбе Валтазара Фабиан высунулся в окно и, окликнув референдария, сделал ему знак, чтобы он зашел к ним.

Войдя, Пульхер сразу воскликнул:

— Какой на тебе великолепный фрак, дорогой Фабиан!

Но тот отвечал, что Валтазар ему все объяснит, и побежал к ректору.

Когда Валтазар подробно описал все, что произошло, референдарию, тот сказал: