Маленький журавль из мертвой деревни

Тацуру пошла вверх по холму, но поворот к дому пропустила. Она поднималась выше, и велосипедные звонки за спиной постепенно стихали. Впереди были заросли чумизы, все гуще и гуще, а дальше — сосны, и скоро появился тот самый запах, который бывает только в сосновом лесу; склон под ногами становился круче, а запах — сырей и прохладней. Мхи укрывали камни серым, зеленым, белым. Откуда-то сзади донесся протяжный паровозный гудок. Мох на камнях, гудок поезда, сосновый запах — нужно ли что-то еще, чтобы вернуться на десять с лишним лет назад, в навсегда исчезнувшую деревню Сиронами? Нет, этого довольно. Доктора Судзуки поезд привез и поезд увез. На станции доктор с гневом обрушился на несколько тысяч односельчан, механическая, настоящая нога и трость словно взбесились, и скрип всех его ног больно царапал нервы шестнадцатилетней Тацуру. Она никогда не видела доктора Судзуки таким свирепым. Словно какой-то злой дух, он выкрикивал страшные пророчества, говорил, что этот поезд, быть может, их последняя надежда на спасение. Если останетесь, попадете в лапы русских солдат и китайцев, а они с вами поквитаются за войну, жизнью за все заплатите. «Отряд освоения целины», правительство вас попросту одурачило! Разве вы целину распахивали? Нахалы из правительства вместо целины отдали вам на распашку плодородные китайские поля! Шестнадцатилетняя Такэути Тацуру не знала, одной ли ей хочется прыгнуть в вагон вслед за доктором Судзуки. Правда, она тогда совсем не понимала, что у них нет иного выхода, ей просто хотелось, чтобы всегда вежливый и культурный доктор унял свой гнев, пусть он по крайней мере знает, что не напрасно распинался, все же нашлась одна ничего не значащая шестнадцатилетняя девушка по имени Тацуру, которой захотелось сесть в его поезд. Еще Тацуру надеялась показать доктору Судзуки, что она не такая, как эти сельчане, застывшие у поезда с каменными лицами, не одна из тех, кого он обругал болванами. Она уже подвела свою семью к вагону, но мать вдруг обернулась и поняла, что рука, влекущая ее куда-то, отделившая ее с детьми и от односельчан, и от деревни Сиронами, принадлежит Тацуру. Мать тряхнула плечом и вырвала руку. В этот миг Тацуру была уже наверху: она стояла на подножке у входа в вагон, и до механической ноги доктора Судзуки оставался всего один чи. За ту секунду Тацуру многое успела передумать. Она не помнила, как соскочила с подножки. Только когда поезд уйдет, у нее появится время, чтобы привести в порядок мысли, ворвавшиеся тогда в голову.

И все эти годы, до сего дня, она так и не привела в порядок эти мысли. Гудок поезда, сосновый запах, мох на камнях и правда вернули ее в Сиронами, она вдруг вспомнила, как стояла на подножке, как глядела на механическую ногу доктора Судзуки и думала, что хочет связать свою жизнь с этой загадочной ногой. То была самая таинственная из всех тайн доктора Судзуки. Тацуру хотела всегда быть рядом с этой ногой, близко-близко.

Сосновый запах становился то гуще, то слабее, ветер тихо свистел в кронах. Свист влажно гладил ее по лбу и щекам. Так что же это значит? Девушка по имени Тацуру хотела стать той, кому суждено вечно заботиться о докторе Судзуки? Если бы она шагнула вверх, а не вниз, когда мать стряхнула с себя ее руку, то стала бы другой Тацуру, той Тацуру, сердце которой никогда не разбил бы китайский мужчина.

Лес впереди становился чаще. Она ухватилась за сосну и села на камень, покрытый толстым слоем мха. Рядом, под ногами, оказалась та самая выложенная камнем канава. День прибавлялся, было еще светло. По ночам этот город никогда не темнеет до конца: там из печи выпускают сталь, тут чугун, а еще где-то из прокатного стана выходит огромная стальная деталь, поэтому до самого утра то тут, то там пылают крошечные рассветы и закаты.

Тацуру медленно спускалась с горы. Только сейчас она почувствовала, что ноги от усталости едва ступают. Ослабшие колени подкашивались на каждом шагу. Тяжелая это работа — таскать руду на спине.

Тацуру вдруг замерла на месте. Она увидела ту девушку, какой была много лет назад.