Маленький журавль из мертвой деревни

Медсестра принесла Эрхаю банку с консервированными фруктами, открыла и попоила с ложечки сиропом. Глотал Эрхай нормально. Сяохуань беспокоилась: ребенок с такой высоты упал, разве мог он остаться невредим? Никаких травм не обнаружено, с поврежденным черепом мальчик бы не глотал. Да где же это видано, чтобы человек с четвертого этажа упал и все у него было в порядке? Значит, случилось чудо. Вероятно, ребенок совсем легкий, и кусты падуба внизу смягчили удар. А если он все-таки в опасности? Результаты осмотра этого не выявили.

Доктор велел Сяохуань с Тацуру забрать ребенка домой, а если с ним что-то случится, привезти на повторный осмотр.

— Что случится?! — Сяохуань встала со стула вслед за доктором.

— Не знаю…

— Не знаешь, а нас домой отправляешь?! — она схватила врача за отворот халата.

Врач глядел на эту северянку, словно сюцай, встретивший солдата[69]. От ярости губы у нее растянулись в нитку, глубокая ямка на щеке теперь вовсе не казалась милой, а наоборот, подчеркивала свирепость Сяохуань.

— Руки… Руки уберите! — врач тоже рассвирепел, но все равно оставался сюцаем.

— Что, что с ним может случиться?! — Сяохуань замяла в горсти еще немного белой ткани.

— Откуда мне знать? Да будьте же благоразумны!

— Не буду!

— Сяо Дин! — крикнул доктор оторопевшей медсестре. — Позови кого-нибудь, пусть ее выведут! Скандалит на пустом месте!

Непонятно как, Сяохуань уже очутилась на полу:

— Он толкнул! Толкнул меня, черепашье отродье…

Сбежался весь персонал поликлиники, дюжина человек. Медсестра утверждала, что доктор Сяохуань не толкал, Сяохуань обвиняла медсестру, что та выгораживает своих, но заведующий все уладил: распорядился выделить карету скорой помощи и доставить троицу в Народную больницу, чтобы там ребенка еще раз хорошенько осмотрели. Специалисты в Народной больнице авторитетные и оборудования много. Врач неотложной помощи разглаживал измятый, как половая тряпка, отворот халата, бурча себе под нос: «Да что может случиться? Целую банку локвы консервированной умял…»

В Народной больнице врачом неотложной помощи оказалась женщина, она то бережно где-нибудь надавливала Эрхаю, то аккуратно что-нибудь сгибала; осмотрев ребенка, докторша с улыбкой кивнула женщинам, следившим за ней, вытянув шеи. Улыбка за белой маской была очень ласковая. Потом она вкатила Эрхая в рентген-кабинет, а в конце проверила его специальным прибором для внутричерепной диагностики. Пробегав вокруг Эрхая до десяти с лишним часов, докторша вернулась за стол в кабинете и стала писать.

Сяохуань смотрела на нее, не смея дышать. Тацуру поглядывала на Сяохуань, держа ее за руки, то ли чтобы успокоить, то ли чтобы самой успокоиться. Руки Сяохуань, у которых всегда и на все было свое мнение, теперь словно лишились чувств. Тацуру заметила, как они невольно вздрогнули раз и еще раз, словно врач выводила письмена в книге жизни и смерти Эрхая[70]. Нет, в книге жизни и смерти самой Сяохуань. Сяохуань сосредоточенно следила за докторшей, даже рот забыла закрыть, и было видно, как тускло мерцает во рту ее золотой зуб. Тацуру держалась спокойней, она как-никак закончила в Сиронами среднюю школу и по ходу осмотра догадывалась, что опасность Эрхаю не грозит.

Докторша сдвинула маску вниз, теперь ее улыбку стало видно целиком.

— Ребенок здоров, все в порядке, — сказала она, вставая с конторского стула.

Сяохуань вдруг снова очутилась на полу, но теперь она упала перед докторшей на колени, обняла ее ноги, захватив полы медицинского халата, и громко разрыдалась.

— Доктор! Спасибо! — всхлипывая, причитала Сяохуань.

Сбитая с толку докторша испуганно и смущенно бормотала:

— Меня за что благодарить? Мальчик и был здоров!

Но Сяохуань будто не слышала, знай себе всхлипывала, вцепившись в докторшины ноги:

— Бодхисаттва Гуаньинь[71] во плоти… Воскресила нашего ребеночка… Благодетельница…

Докторша тягалась с ней и так и этак, в конце концов с помощью Тацуру поставила залитую слезами Сяохуань на ноги. Затем протянула Тацуру несколько рецептов, сказала, что у ребенка малокровие, нужно давать ему побольше свиной печенки. Лекарство, которое было указано в рецепте, останавливало внутреннее кровотечение, его следовало пропить три дня, и если после этого с мальчиком все будет в порядке, прекратить прием. Сяохуань угукала, моргая опухшими от слез глазами. Тацуру удивилась: и буйство, и невежество Сяохуань все дальше и дальше уводили ее от мысли про хорошую веревку.

Дверь в кабинет с грохотом распахнулась, на пороге стоял Чжан Цзянь. Он был в промасленной спецовке, на голове — каска, шея обвязана полотенцем — ясно, что прибежал сюда прямо с крана. У него была вечерняя смена, с четырех и до полуночи, кто-то из соседей принес новость в цех, и Чжан Цзянь помчался в больницу.