Маленькое одолжение. Продажная шкура

Именно поэтому я обычно использую свой посох или другой аналогичный дивайс – они позволяют мне точнее сфокусировать поток энергии. Но посох лежал в нескольких минутах ходьбы, а мои кольца, энергии которых хватило бы для такой работы, спроектированы специально с одной целью – разрушать. И задумывал я их только для этого. Смягчить выпущенный из них разряд я не мог, а убивать Томаса не входило в мои планы.

– Чародей! – громко сказал нааглоши. – Мне это надоело! Я пришел, чтобы в положенном порядке обменяться пленниками! Не заставляй меня брать то, чего я хочу, силой!

Еще несколько шагов – и он остановится в нужном месте.

Мои ноги тряслись. Мои руки тряслись.

Секунду я потрясенно смотрел на них, потом до меня дошло, что я просто боюсь. Психическое излучение Перевертыша кулаком било по моим мыслям и расшатывало концентрацию. Я помнил, какой погром ему удалось учинить, сколько жизней это унесло и как легко избежал он всего, чем пытались уязвить его мы.

Все, кроме безукоризненного исполнения заклятия, будет стоить моему брату жизни. Что, если Перевертыш догадается о моих планах? Что, если я неправильно рассчитаю количество энергии? Что, если я промахнусь? У меня даже не имелось при себе подходящего инструмента, чтобы сконцентрировать энергию, а я и в лучшие-то времена не отличался особой точностью.

И что будет потом? Даже если мне удастся проделать все как надо, сам-то я останусь беззащитным в обществе взбешенного, жаждущего мести нааглоши. Что он со мной сделает? Перед мысленным взором тут же всплыл образ полуподжаренной Лары, вырывающей из еще живой Мэдлин внутренности. Почему-то я не сомневался, что нааглоши способен на штучки и похуже. Намного хуже.

А потом пришла самая противная мысль: что, если все это вообще лишено смысла? Что, если предатель смылся, пока я вожусь со всякими гадами здесь, на вершине? Что, если чертова политическая логика требует, чтобы за смерть Лафортье, несмотря ни на что, ответил Морган?

Господи… Как же мне сейчас хотелось холодного пива и хорошей книги!

– Не облажайся, – прошептал я себе. – Не облажайся.

Перевертыш прошел перед зияющим отверстием двери.

А еще через секунду волочившееся за ним по земле тело Томаса оказалось точно между дверью и мной.

Я поднял правую руку, сосредоточился и выбросил из головы все, кроме сменявших друг друга цифр и формул расчета энергии.

А потом выбросил вперед руку с растопыренными пальцами и сказал:

– Forzare!

Что-то размером и формой с бульдозерный отвал устремилось по земле от меня к брату, срезая верхний слой земли с камнями, кустами и травой. Невидимая сила, зарывшись на пару дюймов в землю, ударила в неподвижное тело и вырвала его из руки нааглоши. Томас кувырком пролетел футов десять и исчез внутри, по дороге с силой ударившись головой о каменный косяк.

Выдержала ли его голова удар или разлетелась, как глиняный горшок? Не сломал ли я брату шею?

Я взвыл от досады. Нааглоши немедленно повернулся ко мне, пригнулся и испустил яростный рев, от которого содрогнулся воздух, а с деревьев посыпалась мне за шиворот дождевая вода. Вся ярость от смертной обиды, от оскорбленного эго слышалась в этом вопле, обещавшем смерть, описать которую можно, только вооружившись словарями, энциклопедией пыток и экземпляром «Анатомии» Грея.

Нааглоши из моего кристально-ясного воспоминания и тот, что стоял передо мной здесь и сейчас, разом бросились на меня, дабы ударить с двух сторон и порвать в клочья.

И внезапно мне стало наплевать, что эта тварь не уступала любому из тех кошмаров, с которыми я ни за что не осмелился бы встретиться в бою. Наплевать на то, что жить мне осталось, вероятно, совсем немного.

Перед моими глазами появилось неподвижное тело Кирби. И маленькая изломанная фигурка Энди в больничной палате. Я увидел раны моего брата, вспомнил те муки, которые эта тварь причинила мне, когда я смотрел на нее своим Зрением. Этой твари не место на земле. И если мне предстояло умереть, я не собираюсь делать это хнычущим от страха комком.

Если мне предстоит умереть – так уж с красивым, впечатляюще-кровавым спектаклем.

– А ну давай! – заорал я нааглоши высоким, хриплым от страха и ярости голосом. Я занес правую руку, словно собираясь бросить бейсбольный мяч, накачал в нее заряд воли, и ладонь наполнилась алым огнем. Потом выбросил вперед левую руку с браслетом-оберегом, изготовив его к обороне, и энергия земли у меня под ногами тоже добавилась к этому заряду. – Давай! Поди попробуй, импотент хренов!

Очертания нааглоши изменились с почти человеческих на другие, больше всего напоминающие гориллу: руки удлинились, ноги сделались короче. Он с рыком ринулся вперед, одолевая разделявшее нас расстояние с устрашающей скоростью. А еще он исчез из виду, слившись с темнотой, – прикрылся завесой.

Но Духоприют-то ведь знал, где Страшила. А значит, и я тоже.