Маленькое сердце (СИ)

   Я бросил взгляд по сторонам. Все чисто, скромно, уютно, все дышит теплотой и умиротворением. Три окна в этой комнате, стол, стулья, телевизор на тумбочке под ажурной вышивкой, сервант, комод, тюлевые занавески, горшки с фиалками, геранью и столетником. Всё это я оглядел, сидя на диване. Потом взгляд уперся в Красный угол с иконой Христа и лампадкой перед ней, скользнул по карнизам, обоям и, наконец, остановился на фотографиях, развешанных на стене. Их было немного, и мне, честно говоря, не было никакого дела до родственников хозяйки на этих пожелтевших от времени фотокарточках, но какая-то неодолимая сила магнетизма подняла меня с дивана и заставила подойти ближе, чтобы рассмотреть их.

   Женщины и мужчины, молодые и пожилые, - никого из них я не знал, и они вовсе не представляли для меня интереса, разве что возбуждали любопытство люди в военной форме образца Первой Мировой войны. И женщины с прическами и одетые по моде тридцатых и сороковых годов. Я хотел было уже отойти от этого своеобразного "иконостаса", как вдруг мое внимание привлекла одна фотография. На ней - мужчина и мальчик, оба во весь рост. Ребенку лет, наверное, десять, не больше. Он тесно прижимается к мужчине, крепко обхватив его за руку и склонив к ней голову. Оба улыбаются. Взор мальчика выражает безмерную радость. Он, кажется, очень доволен, что снимается рядом со своим отцом. В том, что это именно так, я перестал сомневаться, когда увидел рядом еще два снимка. И снова отец с сыном вместе. Правда, на одном из них малыш пониже ростом, вероятно, ему здесь всего лет шесть. А на другом он и вовсе маленький, годика три. И такая же счастливая улыбка у него на губах, такое же безграничное обожание человека, которого он то обнимает за шею, то сидит у него на коленях. И отец... Боже, каким счастьем искрятся его глаза, какая беспредельная любовь сквозит в его жестах, когда он обнимает то одной рукой, то двумя своего маленького сына!

   Я залюбовался этими фотографиями и теперь уже не мог отойти от стены, будто прикованный к ней взглядами этих двух людей. Но что особенно меня удивило и тотчас заставило подумать о войне, так это первая карточка. На ней отец был снят в военной форме: с погонами, орденами и красной звездой на шапке. Но и сын, - кто бы мог подумать! - вот этот мальчуган, красивый, уже с волевым лицом, тоже в военной форме. На нем шапка со звездочкой, ватник не по размеру и, кажется, валенки.

   Долго я стоял и думал, что бы это могло значить и кто такие эти двое, как вдруг меня осенило: партизаны! Ну конечно же, разве непонятно? Отец и сын, оба в партизанском отряде. Да, но... ведь мальчик совсем маленький. Что он там делает, на суровых тропах войны, как он вообще туда попал? Зачем отец взял его с собой, разве детям место среди солдат - с винтовкой на плече, с гранатой за кушаком? Да, именно так, я разглядел за поясом у мальчика рукоять гранаты, а за его спиной дуло ружья, которое поначалу принял за обычную ветку, поскольку снимок сделан был в лесу. Ну, а граната, конечно же, для виду. Тяжелая, противотанковая, ребенку она не под силу.

   Я смотрел на этих двух людей и чувствовал, как меня точно парализовало. Я уже не мог отойти от этой стены и во все глаза глядел на мужчину с ребенком, гадая, кто они и как очутились в партизанском отряде.

   И вдруг мне показалось, что я не один в комнате. Кто-то наблюдает за мной - невидимый, безмолвный, пытаясь взглядом проникнуть в мою душу, понять, какое впечатление произвела на меня фотография, от которой я не мог отвести глаз.

   Я повернул голову... и обомлел. Женщина стояла в дверях и молча смотрела на меня. Я хотел что-то сказать, спросить у нее, быть может, даже извиниться за такую бесцеремонность, но слова не шли с языка. Я стоял и тупо глядел на нее, чувствуя себя вором, которого застали на месте преступления. Смутившись и переступив с ноги на ногу, я вновь направился к дивану, но тут хозяйка сказала:

   - Комната готова, вы можете располагаться.

   И, опустив голову и посторонившись, пропустила меня.

   Потянулась череда однообразных дней. Они потекли в строго установленном мною самим распорядке; его, в общем-то, придерживались и другие. Один из нас (постояльцев) каждое утро отправлялся к источнику за целебной водой. Выходили затемно, набирали трехлитровую банку и приносили домой. Это для остальных квартирантов, которые пили воду за час или за полчаса перед едой. Потом завтрак, прогулка, обед, снова прогулка, ужин и вечером - либо за стол в домино, либо к телевизору, который хозяйка охотно предоставляла в наше распоряжение. Разумеется, весь день при этом - до еды и после - мы пили воду из источника, кому и сколько назначил врач. Свою дозу каждый знал сам.

   И вот однажды...

   Пообедав в столовой, я немного погулял по городку, любуясь его небольшими, красивыми крашеными домами с садами, палисадниками и огородами, побродил вдоль речки, вышел к пруду и направился к дому знакомой уже дорогой. Хотелось почитать - либо в комнате, либо попросту сидя на скамейке у крыльца.