Малера (СИ)

Она меня выдернула с тусовки и сидя в моей машине заливала мне футболку слезами. По мере рассказа, приходилось давить порывы, чтобы не выскочить и не начистить фейс этому любителю студенток. Конечно, это имело бы последствия для меня, но тогда мало что соображал. Мне хотелось заступиться за Оксанку. Поминутно утирая сопли, она говорила и говорила. Захлебывалась просто. Сжав зубы, молча притягивал к себе и как мог укутывал теплом своего тела.

Ужас в том, что роман имел значение только для Баранкиной. Препод лишь безвозмездно пользовался красивым телом и на этом финиш. Да, еще лил в уши всякое сладкое дерьмо. Вот и все. Я не удивлен, все произошло по старой схеме, а эта балда в него влюбилась по самый не балуй. И опять же, все бы ничего, но Окси оказалась беременной, потому что этот сука прилюбливал секс без гандонов. Ощущения у него ярче были, а эта дурында даже не додумалась пить таблетки. После тяжелого разговора Оксана была послана по дальше. Ну и естественно пригрозил ей, что если кто узнает, то с учебой можно попрощаться. Денег на аборт ей швырнул. Не взяла. Сказала, что будет рожать от любимого человека. Хочет иметь его частичку рядом.

Вот тогда я и решил, что буду помогать, ведь друзей не бросают. На прерывание не пытался уговорить. Да и не согласилась бы. Понимал уже, что бесполезно это. Да и имел ли я право на такое? Конечно, нет.

Оксана взяла с меня клятву, что не полезу в их отношения и не стану ничего выяснять. Орала, как резанная. Металась и билась, вынудила меня произнести эти слова. Выкрутила мне руки спиралью. Поддался, обещал, что не буду.

Короче, не бросал ее. И само собой, когда родила, поехал на выписку. Илюшку отдали мне, как отцу. Никто и не разбирался в загогулинах нашей судьбы. Взял и сразу понял, что не смогу расстаться с этим чудом. Со стороны Окси мысли не было, что откажусь стать крестным. Да я только «за» был. Помогал чем мог: и деньгами, и сидел, и гулял. Чувствовал ответственность за малыша.

Оксана хорошая мать, но иногда происходят срывы как сегодня. Не разлюбила она этого урода. Это уже граничит с помешательством. Ругал, кричал, запирал дома. Иногда работало, а иногда крыша ее отлетала в самостоятельное путешествие. И знала ведь, что и после нее у этого препода был еще миллион романов со студентками, а ей все равно. Одержимость сумасшедшая в ней сидит.

Чем больше сейчас об этом думаю, тем сильнее зреет уверенность в том, что надо тащить Баранкину в люди. Там отвлечется и, возможно, забудет этого Саламова. А то сидит, как пень в закрытом пространстве. Дом-сад-прогулки-дом. Весь мир замкнут только в них двоих. И времени много для самоедства и каких-то безумных идей.

— Матвей, — слышу голосок Илюши, — я пить хочу.

— Проснулся? — заглядываю в заспанное личико. — Сейчас куплю. Посидишь один или со мной?

— Не, я с тобой.

Поставив машину, открываю дверь со стороны пацаненка. Аккуратно отстегиваю ремень и беру его на руки. Он доверчиво обхватывает меня руками и склоняет голову мне на плечо. Задевает лобиком мою щеку и меня обжигает. Это что температура? Илья горячий.

— Илюш, ну-ка дай-ка лоб попробую, — приподнимаю его. — у тебя голова болит?

— Немножко.

Прижимаюсь к его коже и понимаю, что скорее всего да, заболел. Может акклиматизация, не знаю. Смутная тревога царапает меня. Бережнее перехватываю его и шагаю за водой. Выбираю теплую и направляюсь сразу в аптеку. Прошу провизора померить температуру. Точно, есть небольшая. Покупаю необходимые лекарства и заставляю Илюшку выпить. Он капризничает. Не нравится ему, горько же. Я почти вспотел, пока упросил этого маленького деспота проглотить таблетку. Достав из багажника чистый плед и небольшую подушку укладываю на разложенном сиденье.

Стараюсь не дергать, рулю домой. Сейчас случится величайшее объяснение в моей жизни. Мне еще надо как-то доказать, что это не мой сын. Поверят ли? Мне возможно и было бы похрен, но я знаю точно, что мои родители такого не заслужили. Я всегда давал относительные разъяснения каждому своему поступку, если оно того требовало. Ладно, прорвусь.

Свет везде горит в доме. Даже подъездная дорожка ярко виднеется. Открываю ворота, въезжаю в гараж. Бережно беру спящего Илюшку, умудряюсь повесить на плечо еще его рюкзак с вещами и иду. Разуваюсь и прохожу в гостиную. Негромко работает телевизор. Перед ним на большом уютном диване сидят мои родители. Отец привалился к спинке, а мама уютно устроилась у него на груди. Увлечены просмотром, даже не сразу заметили нас. Тихонько покашливаю.

— Привет.

Мама округляет глаза и пораженно молчит. У бати уровень вопросов в глазах зашкаливает. Столько он взглядом выдает, что уже дальше некуда. Они даже не двигаются, а просто смотрят, не в силах произнести ни слова.

— Отомрите, родители.

Вдруг мама сжимается и глаза ее наливаются слезами. Вижу, как одна срывается и катится вниз. Папа тоже замечает и недовольно морщится. Это не от того, что она заплакала. Это ко мне обращено, потому что именно я причина данного факта. Батя терпеть не может, когда кто бы то ни было огорчает ее.