Малинка (СИ)

– Дурища, – ласково сказал Мультик малинке. – Куда ты полезла? Зачахнешь ведь без солнца.

– Или хозяева потащат вон тот шланг и сковырнут, – добавил Спартак. Он кромсал хлеб с таким усердием, что, казалось, сейчас стол разрежет пополам. Вообще, этот парень, как заметила Лиза, все делал с потрясающим нетерпением. Он торопился насладиться обжигающим глотком водки, звонким хрустом огурца, торопливым (когда Мультик отвернется) пожатием Лизиных горячих пальцев.

Первую порцию водки Лиза проглотила через силу. Зажевала свежим (украденным с грядки) огурцом. Спартак плеснул ей еще немного на дно стакана. Лиза согрелась, расслабилась. Стол, стены, вишня за окном – все сделалось (На минуту? На полчаса?) зыбким и нереальным, будто нарисованным акварельными красками, а затем снова обрело ясность, какую-то особую четкость, может быть, даже излишнюю, оказавшись обведенным по контуру белым и темно-фиолетовым.

Кружилась голова. Мишка и Спартак возбужденно, перебивая друг друга, болтали, припоминали какие-то школьные приколы. Голоса звучали звонко и отстраненно, как по радио, когда регулятор громкости повернут до отказа.

Лиза поднялась со стула. Глядя под ноги, чтобы не зацепить невзначай малинку, она двинулась к кровати. Половицы ускользали из-под ног. Лиза села на край кровати, потом легла, закинув руки за голову (пружины качнулись и тихо всхлипнули). «Сейчас «поеду», – подумала она. Такое уже было – не от вина, а от высокой температуры, прошлой зимой, когда Лиза слегла с жестоким гриппом. В бреду она съезжала – раскинувшись навзничь, головой вперед – с крутых ледяных горок. Мама (сама больная) укрывала ее поверх одеяла шерстяным платком, поправляла подушку. Здесь не было мамы. Было непрекращающееся скольжение вниз.

– Мульт, сгоняй-ка за огурчиками, – попросил Спартак. Мишка, пошатываясь, вышел из домика. Спартак скинул кроссовки, прилег рядом с Лизой. Пружины прогнулись и застонали от тяжести. Лиза повернулась, освободив затекшую руку, и погладила Спартака по шее и спине вдоль позвоночника. Провела ладонью боязливо, но с властным нажимом – так гладят прирученное дикое животное, большую собаку. Спартак тихонько засмеялся.

Он вторгался на Лизину территорию нагло и бесцеремонно. И Лиза (благоразумная Лиза, мучившая робкого Мультика бесконечными «не надо, не надо») прильнула доверчиво к плечу полузнакомого пьяного великана. Пружины сердито вздыхали и охали. По стене металась фиолетовая тень дерева с продолговатыми листьями и неровными горошинами ягод. «А как же Мультик?» – строго и печально спросила двойняшка. «Ах, да не все ли равно теперь!» Лиза вскрикнула коротко и пронзительно, как-то по-птичьи. Спартак оттолкнул ее. Сел на кровати.

– Ты что? – пробормотал он. – Первый раз, что ли? Ты что же не сказала, идиотка?

Растерянность звучала в его осипшем голосе или обида со злой слезинкой? Лиза подумала, что надо бы, наверное, закричать, заплакать. Но она захохотала. Она давилась больным, пьяным, истерическим смехом.

Мультик с порога увидел, как Лиза, трясущаяся от хохота, прикрывается одеялом, как Спартак, чертыхаясь, застегивает джинсы. Огурцы раскатились по полу. Мультик нетвердой походкой приблизился к Спартаку и с размаху, снизу вверх, ударил его кулаком в подбородок. Спартак сбил Мишку с ног. Тот вскочил и снова взъерошенным воробьем налетел на обидчика.

Спартак отмахивался рассеянно. Ему не хотелось бить Мультика. Мишка же просто растерзать его был готов в эту минуту. У Мультика никогда не было ни младшей сестры, ни собаки – существа, которое требовало бы заботы, ласки, покровительственного какого-то отношения. Он с детсада был сам по себе. И вот появилась эта странная Лизка, смешная дикарка, он уже привык считать ее своей. Да он оттаивать начал с ней! «Моментальный» мир отошел на второй план – жизнь уже не казалась такой паршивой, потому что под вековыми липами набережной и парка бегала, выкрикивая фразы на английском, тонконогая и тонкорукая девочка в джинсовом сарафане. Лизка, родная, бестолковая. Как могла она… Ладно, она дура, но Спартак, друг – он-то как мог посмеяться над Мишкиной робкой любовью?

Кто-то наступил на малинку. Только что росла и радовалась, удивляла свежестью своей и смелостью, выгибая горделиво стебель, покрытый белесым пушком. И вот – распласталась по полу. Надломленный росток изошел бесцветным липким соком. Листья бурыми от грязи тряпочками впечатались в доски.

Лиза скатилась с кровати, попыталась разнять сцепившихся пацанов. Мультик отпихнул ее, ударил по хрупкой шее ребром ладони.

– Отвали, ты, гадина… – и еще добавил, бросил вслед, ей шагнувшей к выходу, грязное ругательство.

– Ненавижу, – прошипела Лиза, сама не понимая, кому она адресовала свою ненависть: оскорбленному Мультику, Спартаку или же себе самой. Вязкая тошнота подступила к горлу. Зажав ладонью рот, Лиза выскочила на крыльцо.

«Не-на-ви-жу!» – гулко пульсировало в висках.