Малинка (СИ)

«Уговорили» водку, запили пивом – в необъятной сумке, оказывается, было еще и несколько бутылок пива. Долго разговаривали. Клялись в вечной дружбе. Выходили из домушки проветриться под высокое летнее небо с ясными звездами. Сидели на крыльце на корточках, досасывали остатки пива и снова разговаривали, разговаривали. О чем? Не помнил Мишка. О смысле жизни, что ли. О картине, которую Спартак напишет когда-нибудь. Может, совсем скоро, ведь он уже начал, набросал кое-какие эскизы. А главное – в голове уже все придумал, какая она будет. Называется – «Волжская Мария Магдалина». («Ты знаешь, Мульт, кто такая Мария Магдалина? Че, правда не знаешь? Ну ты совсем дремучий…») Мишка не обиделся на «дремучего», потому что Спартак сказал: Магдалина должна получиться похожей на Лизку.

Тогда он верил Спартаковым словам: и про дружбу, и про картину. А сейчас засомневался, не соврал ли тот. И решил, что все равно он Спартака убьет. Ему так тепло и приятно сделалось от этой мысли. И он стал додумывать дальше: убьет, а потом встретит Лизку, зазовет ее сюда, на чердак – и здесь, вот на этом грязном матрасе… Она будет кричать, изгибаться по-кошачьи. Нет, ей не будет больно, ей будет хорошо. Он сумеет сделать, чтобы ей было хорошо, он знает как – старшие ребята рассказывали. Ах, Лизка, Лизка…

И вдруг как резануло: нет больше Лизки. Он вспомнил, что было дальше той ночью. Спартак вызвал с мобильного телефона такси, они поехали домой. Пересекая плотину, увидели из окна автомобиля балансирующую на перилах моста тонкую девичью фигурку. И грузного мента дорожно-патрульной службы, протянувшего руки к ней.

– Лизка! – заорали оба. Услышала их девчонка или нет?

– Здесь не остановлю, нельзя на плотине. Вон гаишник стоит – штрафанет, а я ведь не сам по себе, я на хозяина пашу, – недовольно забубнил таксист.

Лизка шагнула с перил – и ухнула головой вниз в волжскую холодную черную глубину.

– Теперь гони, батя – поздно уже, не спасешь. А нас если рядом увидят, могут в свидетели записать. Неохота, знаешь, давать показания.

«Тебя, гад, – не только в свидетели», – подумал Мишка. Вот за что он хотел убить Спартака! Если бы не его трусость в тот момент, они бы сумели вытащить из воды и откачать девчонку. Сволочь такая этот Спартак, хоть и художник!

«Но ведь и ты, Мишка, промолчал, не потребовал остановить машину. Значит, и ты струсил!» – услышал он чьи-то слова. Заозирался – нет никого больше на чердаке. Один он. Значит, сам себе и сказал. Это называется: совесть замучила. «Не мучь! – крикнул он совести. – Я малолетний, с меня и спрос мал». «А что же, раз малолетний, так можешь быть бессовестным? Не выйдет!»

========== Часть 3 ==========

Мне нравится на тропе. Мама ругается, что я здесь, говорит: лучше бы книжки читала. Ну, какие книжки, скажет тоже, все равно каникулы же! А здесь я очень интересных людей встречаю. Вот еще с одним парнем на днях познакомилась. Ну, он не мальчишка, почти взрослый уже. Шестнадцать лет, студент. Он художник, художественного училища студент. Мы с ним тоже… дружим. Он обещал с меня картину нарисовать…

Знаете, вот если честно, – я в него влюбилась. Только вы никому, никому! Ладно?

Ох, извините, а можно я на нормальный стул сяду? У меня ноги затекли, мне неудобно уже на этой кушетке…

3.

После вчерашнего ночного дежурства Сергеич чувствовал себя, прямо скажем, неважно. Дома глотнул настойки на дубовой коре из заветной бутылочки – не помогло. Так и стояла перед глазами эта девчонка…

Патрулировал плотину он в тот момент один – напарник отпросился под честное слово на пару часов, на автостанцию, мать встретить. Сказал: мать приезжает из деревни последним автобусом, с сумками тяжелыми. Ну, иди себе. Но совсем-то уж наглеть не надо, четвертый час мать встречаешь, все автобусы, какие должны быть, прошли!

Машин через плотину шло мало. Правда, один «мерс» Сергеич оштрафовал за превышение скорости. А то ишь, разбаловались! Если все будут гонять, так и мост не выдержит. Оштрафовал, и квитанцию выписал: все как положено. Пусть не думают, что дорожная инспекция горазда только взятки вымогать. Нет, случалось, и он «на карман» брал, не без греха тоже. Но сейчас почему-то захотелось, чтобы все по правилам. Хотя и не видел никто. Вот чудно!

Он пошел в будку, поглядел на часы, ругая на чем свет стоит напарника Леху. Хлебнул кофейку. Снова вышел на плотину – и увидел перегнувшуюся через перила женщину. Или девчонку? Забеспокоился: сообщения о шахидках слышал, насчет опасности терроризма вышестоящим начальством предупрежден был. Ну как подкинет какую взрывчатку? Это ведь вся ГЭС взлетит на воздух. Стратегический объект… Хотя девица вроде на этих мусульманок не похожа, беленькая, и в кофточке такой, что вся грудь напоказ. Красотка такая, прямо ягода-малина. Туфли сняла, стоит босая, что-то в воде рассматривает.

Сергеич окликнул:

– Эй, девушка!

Обернулась – глаза дикие! А лицо – под яркими фонарями хорошо видно – с размазанной косметикой, припухшее от недавних слез.