— А ты и так дома. Живи сколько хочешь. Мы тебя считаем тонакпаевским мужиком, хоть и живешь в городе…
— А если насовсем приеду, а?
— Приезжай! Это еще лучше. У меня будешь жить. Места хватит. Э-эх, развернемся мы с тобой… Заработки здесь хорошие, сад, огород, пасека, машина есть, город под боком, чтоб на базар сгонять… На деньгах спать будешь, деньгами укрываться…
— Пр-риеду! — ничуть не думая, крикнул Игорь Петрович и ударил кулаком по колену. — Насовсем приеду! Разве дурная у меня башка? Разве руки бестолковые? Я всем мастерам мастер! Надо — построю дом и украшу, как картинку! И денег ни копейки не попрошу. Что деньги? Они текут ко мне, как полноводная река… Сначала за твою избу возьмусь, Сану. Так сделаю — ахнешь! Всю мебель сменю…
— Ладно, ладно, — отмахивался, смеясь, Александр Семенович. — Нам, старикам, и такая мебель сойдет. А приедешь — рад буду. От чистого сердца говорю.
— Чего ты все — «старики» да «старики»? Мы еще ого-го! Все здесь обновим и сами омолодимся, — он засмеялся и махнул рукой, будто отметая всю прежнюю жизнь. А потом вдруг непонятно к чему выкрикнул: — Эх, не жить нам две жизни! — схватил со стола полный стакан и хлобыстнул его залпом, не закусывая. Опустил голову, обхватил ее руками, раскачиваясь, и неожиданно заплакал. Навзрыд. В голос.
— Что с тобой, что, Игорь Петрович? Пойдем, отдохнем маленько, — принялся обхаживать его, как ребенка, хозяин.
— Нет, не пьяный я! Глянь в глаза. Видишь, трезвые, — бушевал Игорь Петрович. — Тяжело мне, ох, тяжело… Сколько лет в городе прожил и не выезжал никуда… С соседями в одном подъезде, а не знаю никого, здороваемся только. Кто они, как их зовут, где они работают, чем дышат? Ничегошеньки не знаю. Никогда в отпуску не был… — Игорь Петрович встал, угрожающе размахивая кулаком, а потом бессильно опустился, беспрестанно поправляя волосы и вытирая мокрое лицо. — Как медведь жил в глухой тайге. Даже к сыновьям и дочерям не находил время съездить…
Игорь Петрович говорил, говорил и никак не мог остановиться, столько накопилось всего в душе.
— Приеду, обязательно приеду!.. Буду по-человечески в родимой сторонушке жить… Сперва у Сану, потом совхоз квартиру даст… Такому мастеру везде уважение… Приеду…
Он встал и, даже ничуть не пошатнувшись, направился к койке. Александр Семенович тихо пошел за ним, чтоб поддержать при случае. Но гость лег, повернулся к стене, пробормотал что-то непонятное и заснул.
…Ближе к полуночи хозяин зашел на цыпочках в комнату, прислушался к ровному дыханию гостя, радуясь, что друг детства остановился именно у него. Подумал: «Ну вот, еще одного человека приобрел совхоз. Да не простого — а мастера! Да еще ко всему — своего, деревенского…»
Утром Александр Семенович проснулся поздно, часов в семь, когда солнце стояло уже высоко. Но особо торопиться не стоило: наряды на работу розданы еще с вечера, сами там разберутся. Вспомнив вчерашнее, повернул голову в сторону соседней комнаты, подал голос:
— Игорь Петрович, голова болит, чай?
Из комнаты не донеслось ни звука, даже койка не скрипнула пружиной.
— Игорь Петрович, чего молчишь?
Подумав, что с гостем случилось что-то неладное, проворно встал и побежал к его койке. И видит: кровать заправлена, а Игоря Петровича нет.
Не зная что и подумать, он вышел в зал, осмотрел все кругом. Глянул на вешалку — плаща тоже нет. Наконец заметил на столе клочок бумаги — записку. Взял очки…
«Александр Семенович, — писал гость. — Проснулся я, когда ты уже проводил гостей и лег спать. Всю ночь лежал, думал. Лишнего выпил вчера. Я ведь совсем не пью. Потому, наверное, наговорил что попало, накуролесил. Что сказал вечером — забудь. Возвращаюсь в город. Жизнь, как вижу, везде одинакова. Так что стоит ли начинать заново? Прощай. Тороплюсь — работа ждет».
Ничего не понимая, Александр Семенович перечитал записку несколько раз, даже посмотрел на обратную сторону, ища недосказанное Игорем Петровичем.
— Вот так го-ость! — проговорил наконец он. — Ни спасибо тебе, ни чего другого. Даже подписаться забыл. Объяснил бы хоть, чего ему не понравилось.
Открыв двери, Александр Семенович зло крикнул в сени:
— Марина! Марина, говорю!
— Что? — подала голос жена со стороны сада.
Он вышел босиком во двор, громко спросил:
— Игорь-то Петрович уехал, что ли?
— Ой, давно уехал. Еще солнце не поднялось.
— А кровать-то кто заправил? Ты?
— Сам… Сам заправил…
СВОИ ЛЮДИ…
Однажды Миколай Смирнов взбесился. И не водка тому причиной — в трезвости совершенной потерял разум. Буквально ни с того ни с сего взбеленился, жутко матюкался, гонялся за женой, размахивая кулаками, и принялся, наконец, крушить-ломать все, что под руку попадет. А ведь был он мужик спокойный, добродушный даже, в работе безотказный: куда пошлют — туда и идет, что скажут — то и делает. Словом, из тех, кто больше молчит, но дело знает, на ком вся работа держится.