Малиновые облака

Пройдясь под лампочками, Матвуй покашлял, позевал, демонстрируя, будто спать хочет, и направился к проходной. Но не дошел, нырнул в темноту и затих, будто растворился в ней. Потом осторожно прокрался к забору и залег невдалеке от оторванной доски. Так до рассвета и лежал, перемерз весь, но никто не пришел…

Утром, сдав смену, не пошел сразу домой, в проходной остался. С каждой женщиной, пришедшей на работу, перекинулся парой-другой фраз, приглядываясь: не она ли ворует? Но если их он только осматривал подозрительно, то ранних рабочих и шоферов, выходящих и выезжающих из ворот, и проверял: заглядывал в сумки, дотошно изучал накладные, считал ящики с яйцами и курами.

— Ты чего, с цепи сорвался? И не лень? — сердились шофера. — Чего придираешься, и без тебя все сверено-проверено, — и тыкали ему под нос накладные.

— Порядок нужен, порядок, — отвечал он. — Такая у меня работа…

Завфермой, Аркаш, проходя мимо и видя все это, усмехнулся:

— Что, помогла-таки газета?

— Газета — это сила! — привычно отозвался Матвуй и вдруг спохватился: — Ну-ко, ну-ко, а не ты ли это писал? — что-то подозрительны ему показались слова Аркаша.

— Ну, я! — признал тот. Сказал и ждет, что дед ответит.

— Ну, подожди, подожди! — грозит тот кулаком.

— Чего подожди? Думаешь, боюсь?

А Матвуй не смотрит на него, свое твердит:

— Подожди, попадешь в мой капкан…

— Постой, кого это ты ругаешь, дед?

— Кого, кого… Кого надо…

Аркаш, так ничего и не поняв, махнул рукой и пошел по своим делам.

— А ну, постой, постой, — остановил его старик. — Покажь сумку!

— Ты что, ты за кого меня принимаешь? — Аркаш покраснел даже.

— Ни за кого не принимаю, а так нам обоим спокойнее будет. Показывай, показывай. Если душа чиста, то и обижаться нечего и краснеть, как девушка…

Открыл сумку, а там разные болты, железяки.

— А это что?

— Вентиль… Засорился, заржавел… Иду в мастерскую… Да ты бы шел отдыхать, тебя уже сменили…

— Ладно, иду сейчас. Ты не обижайся, работа…

Три ночи пролежал Матвуй у забора, и все без толку. Замерз только. На четвертую, перед сменой, зашел к Опанасу.

— Опанас, у тебя ведь ружье есть…

Хоть и ссорились они частенько, но обиды не держали, В деревне так: сегодня поссорились — завтра забыли. Рядом ведь живут, на виду, на слуху. Нельзя жить, держа на соседа обиду…

Зачем тебе?

— Да вот жалуются, лиса, мол, протоптала дорожку к курям. Если даже увижу — что ей без ружья сделаю?

— На, держи. Да, смотри, человека не застрели вместо лисы-то. Глаза-то у тебя какие, отличишь, где лиса, где человек?

— Не беспокойсь, разберу что к чему. И мы когда-то на охоту ходили. А ты чем патроны-то зарядил?

— Дробью.

— Э-э, ты мне картечь давай.

— Да ты что, Матвуй? — засмеялся Опанас. — Не медведя ли ждешь вместо лисы?

— А уж кто попадет, там видно будет…

Так вот в один прекрасный вечер рабочие увидели на плече Матвуя берданку.

— Матвуй, ружье-то стреляет, нет? — смеются.

— Бабахну — так и корову свалю, — отвечает тот на полном серьезе. — Не от пули, так от звука свалится.

— Да неужто корову подстрелить надумал? — не унимаются те.

— Ворону! — так же серьезно отвечает Матвуй. Он не смеется — дело делает, заглядывая в сумки.

В день получки Матвуй нарочно походил по деревне, будто напоказ. Останавливался, заговаривая со встречными, долго сидел у магазина: вот, мол, не сплю я днем, ночью отосплюсь. Бутылку водки купил, нес ее домой в сетке, чтобы все видели. Но, вопреки своей привычке, даже не распечатал. Спрятал ее в поленницу, в другую бутылку молока налил, а когда пошел на смену, сунул во внутренний карман, чтобы оттопыривался он.

Придя на фабрику, дождался сумерек, привязал собаку у проходной, чтобы на виду была и не бегала за ним, не мешалась, и опять залег у забора. Рядом берданку пристроил.

Ну, думает, если сегодня не придет, то и не знаю, что делать. Может, он другой дорогой ходит воровать? Сколько еще без толку мерзнуть?

Не так уж и много времени прошло, деревня только-только успокоилась, как на тропке во ржи показался какой-то силуэт. Человек вышел на дорогу вдоль забора, прошелся взад-вперед и шмыгнул к доске. Отодвинул ее, влез и уверенно направился к птичникам. «Смотри-ка, смелый какой, — подумал Матвуй. — Как к себе домой идет!» Сам-то он ужасно испугался, даже дрожь пробрала, будто не вора караулит, а сам воровать пришел.

Минут пять прошло, а человек уже обратно идет. Быстро управился.

— Руки ввер-рх! — крикнул Матвуй, будто выстрелил.

И эффект действительно не хуже выстрела оказался. Сумка или корзинка упала, что-то белое из нее посыпалось, а сам хозяин присел от неожиданности и голову руками закрыл, словно гром над ним грянул.

— Ты чего, убьешь ведь… — пролепетал воришка.

— Опанас! — узнал Матвуй голос. — Ты ли это?

— Я…

— Что же ты тут делаешь?

— Да так… — мямлит тот и выпрямляется постепенно, видимо, пришел в себя.

— Нет, не так. Давай-ка иди вперед! Марш, марш…

— Ты куда это меня хочешь?.. Никуда я не пойду!

— Пойдешь! Ты свое ружье знаешь, меня тоже знаешь. Бабахну — и не посмотрю, что сосед!